Смех людоеда

Тридцать лет назад их предкам нравилось, когда я рассказывал истории. В то время я увлекался Милоном Кротонским и имел большой успех, рассказывая им, как сказку, историю этого великого атлета. Дожив до преклонных лет и, возможно, испытав горечь сомнений, Милон захотел доказать самому себе, что по-прежнему очень силен. Он удалился в дикий лес, добрался до поляны, нашел там пень, который лесорубы начали раскалывать, вгоняя в него железные клинья, и решил, что еще способен голыми руками раздвинуть куски дерева и окончательно расколоть пень. Сунув пальцы в щель, он нажал изо всех сил, багровея и напрягая мышцы. Половинки пня чуть-чуть раздвинулись, но из-за этого железные клинья выскочили, и щель сомкнулась, словно злобная челюсть, прищемив пальцы тому, кто не пожелал признать себя стариком. Оказавшись в ловушке, он стал вытаскивать руки, не сломал запястья, но освободиться не смог. Он был один. Вдали от всех. Спустились сумерки.

Вскоре к нему приблизились волки. Они издали почуяли человеческую плоть. Подошли, украдкой потерлись о ноги узника дерева, касаясь влажными носами ледяной кожи. Начали легонько покусывать, потом яростно кусать и, наконец, целиком съели бессильную жертву.

Утром дровосеки нашли скелет. На зажатых в дереве кистях рук плоть осталась нетронутой.

Вот что я рассказывал тридцать лет назад.

— И это произошло здесь? — спрашивали меня слушатели.

— Я бы сказал, это произошло во многих местах, — отвечал я.

Я не прибавлял, что эта история вдохновляла прославленных писателей античности, а тем более — что классик французской скульптуры попытался, когда создавал изображение этого самого Милона Кротонского и обрабатывал резцом глыбу мрамора, как другие высекают рассказы из глыбы языка, передать всю ничтожность и глупость последней битвы. Этого скульптора звали Пьер Пюже. Он подарил свое творение великому королю, и тот в недоумении покачал головой.

С возрастом я и истории рассказывать перестал. Я возвращаюсь в свой пустой дом. Иду через луга, огромные пустые пространства, нагромождения расколотых камней. Ветер дует так сильно, что дождь горизонтально хлещет мне в лицо, в грудь.

Насквозь промокшие дикие собаки идут за мной по пятам. Две большие черные ведут себя угрожающе. Я вижу их алые десны и клыки. Мелкие палево-желтые жмутся к моим ногам. Они ворчат или рычат. Покусывают мне икры. Это вовсе не игра. Я прекрасно вижу, что они что-то задумали. Лениво поколачиваю их палкой, но вскоре, равнодушный к их укусам настолько же, насколько нечувствителен к холоду, сдаюсь.

Меня все равно никто не ждет.

Эпилог

Дети провели ночь, прижавшись друг к другу, в большом дупле. Занялся день, но в подлеске по-прежнему было темно. Вокруг поскрипывали ветки. Брат и сестра протерли глаза и двинулись наугад. Выбравшись из леса, они оказались на равнине, где кипела битва. Сверкало оружие, раздавались крики. Люди резали друг друга.

И вот тогда дети, держась за руки, пошли через поле боя, такие крохотные среди всех этих титанов, чьи десять тысяч вооруженных рук вращались вокруг шлемов и голов. Каким чудом им удавалось не попасть под удар? Они шли напрямик, и смертельные взмахи их не задевали, и пули в них не попадали. Когда дети переступали через тела и огибали горы трупов, казалось, что они невидимы, сделаны из того же вещества, что и сны.

Вот так они, целые и невредимые, добрались до другого края равнины, но резня пробудила в них постыдные желания. Мальчик подобрал с земли упавшую саблю, хвастливо ею замахнулся и стал неуклюжее рубить умирающих, попадавшихся на ею пути, Он выпустил руку сестренки, и та теперь наклонялась над мертвыми, чтобы их обобрать. Вскоре дети шли нагруженные драгоценностями и кинжалами. Однако, удалившись от поля битвы, они беспечно побросали в заросли собранные золото и сталь.

Они вновь погрузились в глубокий лесной покой. Потом шли через песчаные равнины и усыпанные цветами луга. Добрались до ручья, напились из него, смыли покрывшую ноги до щиколоток корку кровавой грязи. Война, казалось, отдалилась. Пели птицы, гудели насекомые. Дети заметили, что идут уже среди полей, огородов и безупречно ухоженных садов.

Они пришли в деревню с нарядными домиками, которые война невероятным образом пощадила. Люди здесь косили, рвали фрукты, собирали овощи или попросту болтали и смеялись.

Эта деревня лежала у подножия горы, поросшей ельником, но крутые, обрывистые тропинки давали возможность подняться по окрестным склонам. Пока дети приближались к главной площади, Жители деревни приветливо и ласково махали им руками. Казалось, все прекрасно их знают, да и им самим показалось, что они все здесь узнают!