Смех мертвых

— Pardieu[51]! — профессор внимательно посмотрел мне в глаза. — Этот клуб — очень неприятное место, n’est-ce-pas[52]? Могу ли я составить вам компанию? Может, второй человек расскажет нам что-то, что мы все должны знать.

У молодого Мэнли на левом плече была рана от выстрела из пистолета маленького калибра. Он молчал относительно того, где и кто стрелял в него, и ни де Грандин ни я не стали давить, заставляя рассказать, потому что миссис Комсток крутилась в комнате больного с того самого момента, как мы вошли и не выходила, пока я не закончил лечение.

— Nom d’un petit porc[53]! — пробормотал маленький француз, когда мы покинули дом Комстока. — Он держит рот на замке. Хотя, кажется… Запах! Гниль. Пойдемте-ка в морг, cher collègue[54]. Вы отвезете меня туда на вашем автомобиле и расскажете, что видели. Часто вы, штатские, видите вещи, которые мы, специалисты, пропускаем, потому что глаз у нас замылен, n’est-ce-pas?

В холодном свете городского морга мы рассматривали труп бедной маленькой Сары Хамфрей. Как писали в газетах, она получила дюжину ран, убегая, — ее плечи и руки были изранены и раны были глубокими — тело разодрано до костей, и из него были вырваны куски мяса. На шее несчастной четко проступило пять багровых отпечатков, один — круглый, дюйма три в диаметре; грубые, четыре других напоминали параллельные линии, почти полностью охватывавшие шею — глубокие рваные шрамы, словно в этих местах в нежную плоть впились когти огромного зверя. Но самым ужасным было лицо несчастной девушки, перекошенное от страха. Кроме того, хорошенькое личико было сильно разбито, а песчинки и крошечные камешки впечатались в кожу, говоря о том, что девушку буквально прижали лицом к земле с огромной силой. Никогда, с тех самых дней, как я был стажером в больнице скорой помощи, я не видел таких тошнотворных ран.

— И что вы наблюдаете тут, мой друг? — спросил француз низким, хриплым голосом. — Вы смотрели, размышляли. Вы что-то обдумывали… Что именно?

— Это ужасно… — начал было я, но он тут же меня перебил.

— Естественно. В морге никто не выглядит красавцем. Я спрашивал о том, что вы видели, а не о ваших эстетических ощущениях. Parbleu[55]!

— Если вы хотите узнать, что заинтересовало меня больше всего, так это раны на печах и руках несчастной, — ответил я. — Кроме того эти раны сильно напоминают те, что я видел вчера вечером у Пола Мейтленда.

— Ах-ха? — маленькие глазки француза сверкали от восторга, его кошачьи усы топорщились еще сильнее, чем обычно. — Похоже, мы сдвинулись с мертвой точки. А теперь… — Кончиком хорошо наманикюренного ногтя он элегантно прикоснулся к синевато-багровым следам на горле мертвой девушки. — Эти знаки, они вам о чем-то говорят?

Я покачал головой.

— Возможно, девушку душили, — решился высказать я свое предположение. — Но эти следы слишком длинные и широкие, чтобы быть отпечатками пальцев.

— Ха-ха… — его смех был безрадостным, как у актера с театральных курсов. — Не могут быть отпечатками пальцев, говорите? Это очень важные отпечатки. Эти отпечатки полностью подтверждают слова господина Мейтленда. Когда вы в последний раз были в вашем le jardin des plante[56]… Нет, как вы называете его?.. Зоологический сад?

— Зоопарк? — с удивлением повторил я.

— Précisément[57], зоопарк. Точно, как вы сказали. А кто из четвероруких содержится там? Скажу вам, cher collègue, не многие могут определить разницу между следом от пальцев человека и обезьяны. Человек и шимпанзе берут предметы пальцами и используют большой палец как точку опоры. Горилла, орангутан, гиббон слишком глупы. Они не знают, как использовать большой палец. Теперь посмотрите, — снова он показал на синяки на горле мертвой девушки. — Большое пятно — отпечаток большого пальца. Эти линии — отпечатки остальных пальцев. А раны на теле оставлены ногтями. Все старо как мир. Юный Мейтленд говорил правду. Он встретил в лесу обезьяну. Обезьяну в вечернем костюме! Что вы скажите на это!

— Бог его знает, — беспомощно протянул я.

— Конечно, — печально кивнул он. — Le bon Dieu[58] точно знает, но что до меня, то я настроен совершенно решительно, я раскрою эту тайну. — После этого он резко отвернулся от мертвой девушки и, осторожно взяв меня за локоть, развернул в сторону входной двери. — Тут нам больше нечего делать. Совершенно нечего, — провозгласил он. — Вы должны помогать больным. А мне нужно кое-что предпринять. Однако если вы проводите меня в ближайший полицейский участок, я буду вам очень признателен. И, если не слишком сложно, не могли бы вы приютить меня под своей крышей, пока я расследую этот инцидент? Вы согласны? Хорошо. Тогда до полуночи, aus voir[59].

Уже пробило восемь, когда профессор появился у меня дома, подъехав на такси.

— Боже мой, профессор, вы занимались покупками? — воскликнул я, когда мой гость поставил узлы на ближайший стул и усмехнулся мне, а затем закрутил кончики усов, превратив их в миниатюрные рожки.