Смех под штыком

Взбудоражил ее Зелимхан, торопит в наступление на Новороссийск, не дает сроку одуматься: «Действовать нужно, враг под Орлом!». — Соблазняет прекрасными перспективами: они будут жить в большом веселом городе, который станет центром зеленого движения; вырастет в несколько дней двадцатитысячная армия, которая запрет горы, тоннель и без труда продержится до прихода Красной армии.

Как было устоять зеленым против таких речей! Илья еще красочней рисовал будущее перед двумя умудренными возрастом и опытом членами реввоенсовета — и они шли ему навстречу. А ведь Илья — мальчишка, он собирался армию создать, начав с полутора десятка товарищей. А Зелимхан, кстати примите к сведению, тоже Илья, он не мальчишка, а старый подпольник, старый коммунист, он бил фактами: они могут рассчитывать для начала на полторы — две тысячи зеленых.

В те годы подозрительности, недоверия легко верили в чудеса побед.

Но какая бешеная энергия у этого неподвижного Зелимхана с утиной походкой! Несколько дней поработал — и уже в наступление. К нему из комитета все время приходят, он с ними ведет секретные разговоры. Приходил к нему и Коробченко, который когда-то «под пьяную лавочку» показывал зеленому документ о службе его в контрразведке. Он о том случае забыл, а зеленые его в лицо не знали, и обличителя его на этот раз не было.

Зелимхан послал в комитет латыша-студента. Сколько Воловин добивался — не поддавался студент, а этого не посмел ослушаться.

На основании приказа из комитета — и какой чорт там работает! — отдан приказ по войскам Зеленой армии о наступлении на Новороссийск. Полк имени Васильева наступает со стороны цементных заводов. Полк имени Сокола — первая и вторая группы — по Неберджаевскому шоссе, полку имени Тарасова (пятой группе) занять Тоннельную.

Что за чертовщина? Главная сила зеленых — пятая группа, а ее приказывают вывести к железной дороге за тоннель, чтобы не могла пробиться к городу, чтоб ее легко было разбить. А кубанские группы, напротив, нужно было повести на Новороссийск мимо Тоннельной. И геленджикские группы — на Новороссийск.

Но выступят ли они? Ведь эти группы никогда не воевали, они еще ничего об этом наступлении не знают.

Узленко должен итти в кубанские группы с приказом немедленно привести их. Пошел. Скорей — не опоздать!

Проклятие! Что же это значит? — Его догоняют, возвращают.

— Что случилось?

— Зелимхан зовет.

Узленко из-под нависших бровей шилом колет:

— Зачем вернул?

— Погоди… Куда торопишься. Тут надо перемыслить… Надо сговориться с комитетом. Ты посиди пока.

И сидел Узленко три дня.

Вдруг поздно вечером — переполох. Прискакали из города два гонца:

— Что же вы спите!? Весь город готов, все рабочие ждут, белые войска при первом выстреле сдадутся! Ночью выступление, а вы и дойти не успеете!

Зелимхан забегался: «Собираться!» Зовет Узленко:

— Скорей приводи группы с Кубани!

— Хватился. Когда же я их приведу? Завтра, послезавтра? Куда же вести их?

— Найдешь. Чего разговариваешь? Торопись, старина, пора дисциплинку знать, — и расквасил рот на бок: ах, как он устал, как устал…

Ушел Узленко, спешит, хочет выручить группы из беды.

В мешке.

Выступила пятая. Тарасов в военном деле разбирается, и ад’ютант его, Горчаков, не простак. Переглянулись, перебросились словами: приказ весь город знает. Тоннельная — за горами. Тарасов отдает другой и уже не письменный, а устный приказ на ухо от командира к командиру:

— Двигаться не на Тоннельную, а на Абрау, Глебовку, Васильевку, Борисовку.

Зелимхан выкатился:

— Как ты смеешь менять приказ комитета?

— Пошел к ядреной маме! Я — верховный главнокомандующий, а не ты!

Зелимхан развернул рот — и поплыл уточкой подальше от него. Он уже заболел, у него уже геморрой открылся, он уже сел на линейку в обозе.

На заре налетели на Абрау. Разоружили гарнизон в 75 казаков. Сзывают митинг. Сбежались батраки Абраусского имения. Радость захлестнула всех:

«На город идут! Пришло долгожданное! Еще несколько часов — и мы будем вольными, счастливыми. Так скорей же!»

Присоединяются толпами. Оружие достанут у врага. Они верят в победу, в разум зеленых.

Прошли Глебовку, Васильевку — местные зеленые примкнули. Отряд вырос до 400 бойцов. Подходят к Борисовке. Уперлись в тупик… Их ждут белые…

Зеленые послали делегацию с требованием сдаться. Белые в ответ одного делегата расстреляли, а другой убежал.

Зеленые в недоумении: почему белые выступили встречать их? Страшное подозрение пронеслось по толпам: «Проданы!» Жуть охватила: «Не в западню ли попали? Куда податься: впереди — белые, уйти назад в свой мешок — гнать будут, да и туда, верно, послали по шоссе отряды».

И сознание заброшенности, беспомощности обессилило их. Повалились на траву. Ждут. А чего? Сами не знают. Вокруг разведчики лазят, прощупывают белых. Послали и в Новороссийск. Горчаков, черноглазый, румяный, весел. Он не понимает, почему головы повесили. На Балканах, во Франции не то повидал. Ходит по толпам, старается «настрополить» их:

— Не робей, ребята. Мы еще им чёсу дадим, а ночь придет — улизнем.