Читаем Смех сквозь слёзы. Юморески от Чичера Колымского полностью

Сущая правда, существуют. Один такой микрокефал , генеральный из всех генералов, пообещал в течение месяца скрутить в бараний рог всех непослушных на Кавказе. Раздухарился и целых два года крутил, но неизвестно что, а потом выяснилось,– рога-то ему обломали. Теперь ходит комолым.

А его друг по службе, расставил в селе Первомайском тридцать восемь снайперов-наблюдателей, и сам с ними вместе следил, как террористы бежали из окружения босиком по снегу.

–Никогда не видел,– признался микрокефал,– чтобы по снегу босиком тащили раненных подельников и заложников.

Вот пустая голова! Даже не догадался снять с себя сапоги и отдать бедным убивателям,– ведь они могли и насморк получить.

Вот такие наши генералы, вернее особи, открытые Вами некогда.

А нельзя ли к чертям собачьим загнать обратно на остров и совсем закрыть Ваше открытие. Ведь дело табак, дорогой земелюшка! Нужно что-то делать. Вы теперь ближе к Богу. Зайдите к нему, посидите, покумекайте вместе, как нам пособить. Хорошо бы с бутылочкой! Послать Вам таковую не могу, потому как у нас теперь продают такую «морилку», что керосин из Вашей лампы, при которой Вы делали своё открытие, намного лучше нашей водяры.

Остаюсь с земным поклоном мужик российский.


1993-2000 годы.

Сдвиг по фазе

      (Сценка с трагическим финалом)


Подмосковье. Трёхэтажный особняк, отделанный жёлтым облицовочным кирпичом. В углу приусадебного участка двухуровневый гараж с мансардой из такого же кирпича. Деревья на участке посажены в спешке, как Бог на душу положил: яблони рядом с туей и облепихой, тополь около сливы. Но всё ухожено, чисто.

На скамейке под окном особняка сидит мужчина лет пятидесяти, одетый в рабочую спецовку. Лицо его круглое и плоское, как блин, усыпано лёгкой рыжей растительностью. Из приоткрытого рта торчат редкие, но крепкие зубы. Прищемив нижнюю губу и сильно скривив лицо, пытается развязать ими леску на удочке. Кряхтит, пыжится, словно тащит непосильную ношу.

–Кирилыч,– доносится из окна женский скрипучий голос. – Милок, пошуруди антенну. Опять по экрану плывёт какая-то рябь.

Кирилыч идёт к противоположному углу дома, по металлической лестнице поднимается на уровень третьего этажа, рукой теребит антенный кабель. Возвращаясь к скамейке, спрашивает:

–Ну как, Татьяна Васильевна? Лучше стало?

–Ни капельки,– скрипит недовольный голос из окна.

–Тут дело не в антенне,– оправдывается Кирилыч,– перекос по фазам. Вот и скачет напряжение,– мужчина садится на скамейку, принимается за свои удочки. Тишина кругом, как на кладбище. Мимо дома по тротуару проходит мужчина с тяжёлыми сумками.

–Мил человек,– обращается к прохожему Кирилыч.– Закурить не найдётся.

Тот останавливается, ставит сумки на траву. Достаёт платок, вытирает потное лицо и шею, осматривает Кирилыча. Достаёт пачку «Примы», угощает Кирилыча.

–Твой особняк или в прислугах?– спрашивает незнакомец.

–Это при царе называлось в прислугах,– нехотя отвечает Кирилыч, делая первую затяжку, пускает изо рта кольца сизого дыма, сопровождает каждую взглядом,– теперь это называется – прикомандированный.

–Как это?

–Я работаю в АО «Высоковольтные сети»,– начал свой рассказ Кирилыч.– Нашего начальника Семёна Палыча кондрашка хватила. Такой был мужик пробивной, энергичный, а теперь вон лежит в зале на диване бревно бревном. Руки ноги не шевелятся, язык отнялся. Мычит, да только пузыри пускает изо рта.

–Во как жизнь коверкает людей,– качает сокрушённо головой незнакомец,– от чего ж его так шибануло?

–А кто ж его знает,– тянет слова Кирилыч, явно не торопя разговор, что бы успеть «стрельнуть» ещё сигарету.– Одни говорят, что из правительства кто-то позвонил по поводу повышения тарифов, мол, в «Матросской тишине» освободились места.– Кирилыч тянет в себя сизый дым и продолжает.– Другие поговаривают, что слишком много коньяка пил и ни грамма не закусывал. Какой же организм выдержит такой перекос?

–Сдвиг по фазе!– вставил незнакомец.

Из открытого окна слышится:

–Кирилыч, пора кормить.

Собеседники расходятся. Кирилыч на какое время уходит в дом, а вернувшись вновь берётся за рыбацкие снасти. Скоро приедут сослуживцы Семёна Палыча. Просили организовать рыбалку.

–Червей не забудь накопать,– напутствует Кирилыча женский голос из окна. Кирилыч берёт лопату, пустую консервную банку, идет в поисках червей. Копает у забора. Нет червей.

–Вот дожились! Червяка днём с огнём не сыщешь.

–Копай вот там в углу у сарая,– подсказывает из окна женский голос.– Да, да вот тут. Строители всегда тут копали.

Семён Палыч, до селе лежавший тихо и смирно, вдруг начинает выражать недовольство: ужом извивается на диване, кряхтит, мычит, вроде бы не согласен с тем, что чужой человек ходит по его участку и хозяйничает.

Кирилыч капает в указанном месте, и лопата натыкается на какой- то предмет. Кирилыч выковыривает из земли целлофановый пакет. В нём металлическая банка из под кофе «Нескафе», плотно закрытая и ещё одним пакетом обернутая.

–Какой-то клад нашёл,– Кирилыч разворачивает свёрток и открывает банку.

Семён Палыч на диване места себе не находит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза