Смех сквозь слёзы. Юморески от Чичера Колымского

Вот и последний дом посёлка, двухэтажное мужское общежитие. В открытую форточку второго этажа кто-то выставил магнитофон, разнося по округе хриплый голос Высоцкого. Северяне обожали Высотского, особенно мы, только что приехавшие на Колыму за “запахом” тайги. Каждый принимал на свой счёт слова Владимира: “Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу!”, хотя, конечно же, мы не были его друзьями. Лично я его мог слушать часами, но в данный момент, когда я искал встречи с одиночеством, голос Высоцкого вызывал досаду. Казалось, вместе с голосом за мной неотступно следуют чьи-то глаза, и мне уж не придётся по-детски наедине порадоваться своей сбывшейся мечтой.

Миновал пустырь, а песня всё слышна, вошёл в лесок, углубился в него, только тогда мелодия преследовавшая меня, отступила на второй план. Здесь была необыкновенная тишина, словно очутился в другом мире: ни машинного гула, ни стука забиваемых строителями бетонных свай, ни того мирского гомона, что неотступно следует за нами в городе или посёлке. Изредка только засвиристит маленькая пташка или застрекочет в траве кузнечик, и всё снова замрёт. Берёзы, тополя, осины уже с пожелтевшими листьями понуро и обречёно ждали осенних неурядиц, когда закружат сумасшедшие ветры, захлещут дожди со снегом и время дня и ночи для деревьев будет одинаково безрадостным. Сейчас ещё тепло, сухо и можно, хотя бы несколько дней спокойно постоять, забыться, вспоминая о весне и лете, пролетевших так незаметно. Грусть деревьев незаметно перелилась в меня, и не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: охота-это не только ружьё с его курками и сизым дымом.

Именно за этим леском постоянно слышалась “канонада”: только приду с работы домой, сяду ужинать, а в открытую форточку с этих мест доносится “ба-бах, ба-бах”.

Лесок кончился, передо мною открылась большая низина, покрытая местами небольшими островками тальника. Низина тянулась далеко на север и терялась на горизонте, соприкасаясь с темнеющим лесом. Справа змейкой вился ручей. Ему, очевидно, страсть как не хотелось бежать на север. Он не раз и не два делал попытку течь в обратном направлении, но какая-то неведомая сила поворачивала его вспять и заставила исчезнуть за горизонтом.

В центре и с права низина пестрела небольшими озёрками. Их я решил дотошно обследовать. То, что не слышно и не видно охотников, мне и горюшка мало. Невдомёк, что днём утку так же трудно найти, как иголку в стоге сена. Возможно, она рядом жирует, затаясь в осоке, меж болотных кочек. Может пулей выскочить из-под ног, метнуться вверх и тут же камнем упасть в низину. Не то что ружьё вскинуть, глазом не успеешь моргнуть, а её уже и след простыл. Тогда я об этом ничего не знал, да и знать не мог. Шёл на охоту, что в магазин: набью сколько нужно дичи – и ешь не хочу.

Крался к каждой воде, к каждой лужице, прятался за кусты, в высокой траве. Иногда на цыпочках, иногда на коленях передвигался, благо болотные сапоги давали такую возможность. На полусогнутых “бороздил” меж кочек у десятка озёр- и всё напрасно. Отдыхая на сухом островке, я не на шутку засомневался в том, что охота на Колыме “до отвала”, как убеждали меня приятели, провожавшие в Магадан. “Но ведь стреляют, -успокаивал я себя, – сам же слышал через форточку”. (Правда, вечерами, но я этому не придавал значения.)      Передохнув маленько, вновь стал “утюжить” кочки. Одно озе-ро, второе, третье. На четвертом – о чудо! – метрах в ста от меня на серебренной глади, напоминавшей до блеска вычищенную сковородку, в углу усыночка около осоки сидели четыре большие утки. Рядом пятая, поменьше этих, метрах в трёх от них. Она как-то неестественно тянула вверх головку, с интересом смотрела на своих больших сородичей и всем видом своим будто говорила: ”Возьмите в компанию.”

При виде птиц мои ноги в коленях подкосились, и я приземлился на кочку. Сердце, как у загнанного зайца, того и гляди выскочит. Душа с телом расстаётся: до того велико желание “добыть ”. А руки, будто я в лихорадке, ходуном ходят. Решил успокоить себя, делая глубокие и редкие вдохи, но выдыхаю тихонечко, – не спугнуть бы птицу. Заодно в уме стал прикидывать, как бы так обстряпать дело, чтобы подстрелить всех уток. Всех никак не получалось. Маленькая далековато сидела, и по ней могу “мазануть”. Утихомирил свою жадность: думаю, четырёх нашей семье на первый случай достаточно. Маленькую уточку я решил не лишать жизни -пусть ещё подрастёт. Больших вполне хватит. Мне, жене и сыну по утке. Четвёртой можно угостить соседа или кого-нибудь на работе. Я вообще-то парень-рубаха. А чего жмотничать? Авось не платил, добыл, считай даром.