Я приподнялся, посмотрел, не спугнул ли птицу каким неосторожным действием. Нет, слава Богу, утки сидят на месте. Теперь надо незаметно подползти, подкрасться на выстрел. Казалось, сама судьба мягко стелила мне дорожку: трава и кусты до озера высокие, можно на корточках передвигаться и быть незамеченным. Метров тридцать, сорок преодолел я не без труда, остановился перевести дух. Трава и кусты перед водой заметно поредели, так что легко просматривался противоположный берег. На той стороне озера, на взгорье в землю вкопан салон от старого автобуса. К озеру обращены два окна-глаза. Один глаз застеклён, другой заслонён то ли грязной фанерой, то ли оргалитом. В целом охотничье укрытие походило на голову адмирала Нельсона: один глаз перетянут тёмной повязкой. Я взвёл курки, начал медленно подниматься, приладив должным образом ружьё к плечу. Руки и ноги подло тряслись, отчего конец ствола с мушкой рисовал в воздухе такую восьмёрку, что описать невозможно. Наконец подвёл мушку под цель, замер и…”ба-бах” с правого. Дробь легла в “кучу” ниже уток, подняв гребнем волну. Ближняя утка опрокинулась на спину, блеснув тёмным брюшком на солнце. Остальные недовольно закачались на взбесившейся волне. Пока утки не упорхнули, поспешно целюсь вторично… Тут скрипнул перевязанный глаз Нельсона: оргалит отслонился. Из окна высунулась заспанная борода. “Мужик! Ты чего, офанарел что ли? По резиновым манкам лупишь…”
Только теперь я понял, что утки эти резиновые. А маленькая уточка никогда не вырастет, ибо она не что иное, как выпиленный неаккуратным образом из фанеры профиль чирка.
Выстрелом напуганный бекас взмыл высоко-высоко в небо. Там, натянув в струнку крылья, камнем упал вниз, издавая при этом звуки, похожие на ржание молодого жеребчика: иго-го-го-го. Казалось, сама природа смеялась надо мной.
Одни любезности
До Нового Года оставалось пять часов. Иван Иваныч с Василь Василичем решили прогуляться, а вернее сказать, жёны их выперли из дому, чтобы не наклюкались раньше времени.
С неба падал снег большими хлопьями. Дышалось легко и… Одним словом погода так и шептала: «Займи, да выпей!», что и сделали друзья. Пропустили в парке по одной, по второй. Настроение сразу,– будто они на седьмом небе.
–Махнём по городу на такси?!– предложил Иван Иваныч.
–Махнём!
На стоянке – машин шаром покати. Ждать, пождать,– нету.
–Курносая!– бесцеремонно подошёл к диспетчерской будке Иван Иваныч.– Как насчёт мотора?
–Пять машин всего по городу, остальные на вокзале, приезжих обслуживают.
–А может быть мы тоже приезжие,– кокетливо возгордился Иван Иваныч.
–Ничем не могу помочь. Ждите, когда освободятся машины.
–Закажите в автопарке,– не отступал тот.
–И в парке ничего нет.
–«Ничего» у меня в карманах надоело,– голос Ивана Иваныча стал терять равновесие.– А Вы вот заказывайте, заказывайте,– уже в приказном порядке требовал он.
–Прикажите своей жене,– отмахнулась девушка.– Вы для меня никто.
Мимо, явно не торопясь, прошёл огромного роста сержант милиции, прислушиваясь к разговору, остановился у городской доски объявлений.
–Как никто?!– не унимался Иван Иваныч, почти просунув голову в окошечко.
–Не раздувай кадило, Ванюша,– почувствовал в подошедшем сержанте неладное, шепнул приятелю Василь Василич, но куда там. Иван Иваныч, уткнувшись в окошечко, не видит стража порядка, гнёт свою линию.
–Я требую… Вы на работе… работайте, а нет, так в шею таких работников.
Вот из-за поворота вынырнуло такси, подмигивая зелёным глазом, как захмелевшая вдова на именинах, мол, не занята. Приятели заспешили к машине, сели на заднее сидение. Подошёл и сержант, сел впереди.
–В горотдел,– сказал он, когда машина рванула с места.
–Извините, такси мы заняли,– возразил Иван Иваныч.
–Вы, вы,– усмехнулся милиционер.
Пока друзья переглядывались, не понимая в чём дело, такси скрипнуло тормозами во дворе горотдела.
–Прайдёмти!– предложил сержант.
–Да какое Вы имеете право,– взорвался Иван Иваныч.
– А я гварю прайдёмти!– сержант взял слегка Ивана Иваныча за локоть.– А Вы можете идти,– бросил на ходу страж порядка Василь Василичу.
–А как же Ивв-вв-ва…– было заикнулся тот.
–Хочете в месте с ним? Места обоим хватит.
Василь Василича как ветром сдуло.
Иван Иваныч, стоя рядом с «обезьянником», доказывал правоту:
«Да я…да мы…»
–Он пьян,– по одному запаху заключила экспертиза.
…Время близилось к полуночи. Иван Иваныч зуб на зуб не попадал, не столько от холода бетонной клетушки, сколько от душевной обиды на себя самого, на сержанта, да и на Василь Василича: «Хорош гусь, чуть что,– сразу в кусты». Часто дробя зубами, он хотел напеть какую-то мелодию, но она ему не давалась.
–Чего там мурлычешь?!– поинтересовался дежурный старшина.
–Вот и встретил Новый Год!– заключил Иван Иваныч, приблизивши голову к решётке.– Жена теперь нервничает, да и на работе сраму не оберёшься.
–А ты где работаешь?– поинтересовался старшина.
–В музыкальной школе.
–В музыкальной школе,– протянул дежурный, прикинул что-то в уме, гремя ключами, открыл «обезьянник»– иди сюда, здесь теплее.
Закурили, разговорились.