Смех Циклопа

– Чтобы рассмешить, сделайте противоположное тому, что от вас ждут. «Разлом», «сюрприз», «шоковый эффект», «нарушение логики» – вот что должно быть у вас на уме.

В тот же вечер в зале приемов собрался весь двор: министры, жрецы, дипломаты. Всем не терпелось встретиться с делегацией африканской царицы. Тут же были несколько сотен женщин из царского гарема. Царица Савская велела возложить ее дары к ногам Соломона и произнесла длинную хвалебную речь под последовательный перевод на древнееврейский.

После этого воцарилось молчание. Все ждали ответа Соломона. Царь покосился на Ниссима Бен Иегуду, тот поощрительно подмигнул.

– Бесценная царица великой земли Савской, твои слова покорили меня, как и твоя несравненная красота. Поэтому вместо длинных речей я предлагаю тебе… почтить этим вечером мое ложе.

Царь заулыбался, предвкушая взрыв смеха. Но ответом ему была тишина. Все застыли, не поверив своим ушам.

Неудобно стало обеим сторонам. Оскорбленные женщины гарема поспешно покинули зал.

Никто не осмеливался нарушить молчание.

Царь Соломон нашел взглядом Ниссима, тот сокрушенно качал головой.

Правитель хотел было исправить положение, объясниться, загладить свой промах смехом. Но тут он вспомнил совет Ниссима: «Никогда не смейтесь над собственными шутками».

Решив идти до конца, он взял царицу Савскую за руку и повел ее мимо потрясенных присутствующих в царские покои.

Соломон не признал свое поражение и с упорством, какое проявлял в любом деле, продолжил работать с Ниссимом, развивая в себе чутье на «фразы, вызывающие смех».

– Юмор – тот же экзорцизм, – внушал ему Ниссим. – Он изгоняет то, что вызывает у нас страх. Вот чего больше всего страшится ваше величество? Попробуем подействовать на это смехом. Таково будет наше следующее упражнение.

– Что меня больше всего страшит? Моя мать, Версавия. Нервничая, она превращает меня в дитя.

– Прекрасно. Не станем называть ее имени, будем говорить об «идише мамэ».

Царь Соломон попытался вспомнить о своей матери что-нибудь смешное, но нет, тема была слишком табуированной.

– Помоги мне, Ниссим.

– Давайте разберемся. Что вас сильнее всего в ней раздражает?

– Она во всем меня контролирует. Обо всем высказывает свое мнение. Что бы я ни сделал, такое впечатление, что этого мало.

Ниссим улыбнулся.

– Как проще всего опознать идише мамэ?

– Не знаю.

– Вы встаете ночью в туалет, возвращаетесь – а ваша постель застелена.

Соломон прыснул.

– Теперь ваша очередь, о царь.

– Даже не знаю… Подскажи мне что-нибудь на ту же тему.

Ниссим Бен Иегуда порылся в памяти и вспомнил:

– Три идише мамэ судачат на лавочке. Одна вздыхает: «Ой-ой-ой», вторая: «Ай-ай-ай». Третья: «Мы же договорились: о наших детях ни слова!»

Новый взрыв монаршего хохота.

– Ты так легко их вспоминаешь, Ниссим! Как у тебя это выходит?

– Я наблюдаю за людьми на улице и подмечаю все их причуды. А потом придумываю, как это применить.

Так, в обществе царя Соломона, Ниссим сочинил первые анекдоты про еврейских мам.

Назавтра он обратился к царю со странной просьбой:

– Мне хочется создать группу для разработки юмора как новой науки, повелитель.

– Не понимаю. Юмор – не наука, а развлечение.

– Пока что не наука, но может ею стать. Я бы собрал здесь таланты и создал юмористический цех. Для начала мне хватило бы трех помощников, которых я бы сам отобрал, и скромного зала, где нас не беспокоили бы. Возможно ли это, о царь?

Соломон согласился, не понимая, правда, что толку в таком «юмористическом цехе».

Позднее царь Израиля написал сборник анекдотов с шуточным названием «Песня песней» (труднопереводимая игра слов). Второе свое сочинение он назвал просто «Шутки», в переводе оно для пущей серьезности известно как «Притчи».

В этом состояла драма царя. Любую его шутку воспринимали либо как мудрость, либо как высокую поэзию. Скрытый смысл оставался недоступен. Царю не полагалось шутить, уделом царя оставались серьезность и важность. Это очень его удручало. Одна из его шуток из века в век имеет огромный успех: «Прах ты и в прах возвратишься». Эти слова должны были веселить, но, неверно истолкованные, превратились в мистическое изречение и звучат из уст служителей практически всех культов над телом почившего.

Тем временем в недрах дворца, в потайном подземелье, Ниссим Бен Иегуда и трое его учеников изобретали новую науку – науку смеха. День за днем они все больше восторгались невероятными возможностями этой науки.

Большая история смеха. Источник: GLH.

52

Комиссар Малансон медленно сплетает и расплетает пальцы. У него короткая седоватая бородка и разочарованный вид.

Над его столом соседствуют два портрета: президента республики и его личного кумира, Генри Фонды в фильме «Меня зовут Никто».

Из камеры-вытрезвителя доносятся громкие вопли, там колотят в дверь.

– Должен признаться… Все, что вы рассказываете, звучит как-то надуманно, все это как-то, я бы сказал, притянуто за уши, а то и за волосы, – говорит комиссар, довольный своим красноречием.

Лукреция Немрод старается сохранять спокойствие.