– Тристан Маньяр был хотя бы талантливым артистом. Он не довольствовался бородатыми шутками. Его я обожал. Этот человек сумел превратить свою жизнь в хороший анекдот, завершающийся словами: «Его концом стало необъяснимое исчезновение».
Он изображает жестом испаряющееся облачко.
– Я думала, вы не любитель юмора.
– Напротив, именно потому, что я слишком его люблю как чистое искусство, мне невыносимо наблюдать, как его выхолащивают, превращая в вульгарное развлечение.
– Я вас не понимаю.
– Это потому, что вы не понимаете одного из трех главных законов постижения мира – парадокса.
Он делает паузу, завладевая ее вниманием, и развивает свою мысль:
– Я не люблю юмор… низкого качества. А так как телевизионный юмор чаще всего принижает человека, издевается над ним, я его отвергаю. Его Себастьян и назвал, наверное, «темным». Таким юмором успешно торговал Дариус.
– Вы передергиваете.
– А вот тонкий юмор я люблю. Люблю самоиронию, абсурд. В том и в другом Тристан Маньяр был очень силен. Я говорю, что не люблю юмор, как мог бы сказать, что не люблю дешевое пойло. Но я очень даже ценю бокал «Бувэ-Ладюбэ» 1978 года правильной температуры или чилийского «Кастильо де Молина» 1998 года.
– Штука в том, что понятие «качественный юмор» субъективно. Вино – другое дело: здесь почти никто не стал бы спорить.
Он взмахивает ложечкой, как дирижерской палочкой.
– Ваша правда. Но Тристан Маньяр объективно был крупным, очень крупным юмористом, потому что нашел юмор третьей степени: не сальный, не сексуальный, не расистский. Он швырял в зал настоящие самородки. Такой юмор пробуждает, а не развращает.
Он читает то, что накопал в интернете.
– Карьера Тристана Маньяра была на подъеме. Его, как и Дариуса, считали в то время комиком номер один. Он снял несколько фильмов. Но как-то вечером, после спектакля, он, наверное, сорвался. Больше его никто не видел. Никаких объяснений не последовало. Осталась жена с двумя детьми. Самая распространенная версия – депрессия и бегство в далекую страну с изменением внешности и документов.
Он добавляет в чай сахар и яростно перемешивает.
– По мне, все это – сильное упрощение. Правду о его исчезновении еще предстоит выяснить.
Исидор что-то записывает в айфоне.
– Резюмируем. Что у нас имеется?
1) Орудие преступления: шкатулка цвета морской волны.
2) Надписи позолотой: «BQT» и «Не смейте читать».
3) Клочок фоточувствительной бумаги марки «Кодак», побывавший на свету.
4) Стоп-кадр видеосъемки с убийцей, загримированным в клоуна.
Далее:
5) Имя подозреваемого, названное перед смертью другим подозреваемым. Отсюда особая ценность этого обвинения. Тристан Маньяр…
Недурно для начала! Чего недостает?
6) Мотив преступления.
7) Доказательства.
8) Найти Тристана Маньяра.
Исидор Каценберг просит Лукрецию еще раз показать ему кадр с грустным клоуном. Она выуживает из своей сумочки портативный «Блэкберри». Он ищет в Google Image фотографии Тристана Маньяра.
Они сравнивают два лица.
– Грим такой густой и яркий, что лица не разобрать, – печально сообщает Лукреция. – Да еще этот здоровенный толстый нос…
– Не говоря о плохом качестве видео, снятого сверху и не позволяющего определить рост типа, загримированного в грустного клоуна.
– Он выше Дариуса, это несомненно. Если судить по телосложению, это мог быть Тристан Маньяр.
– Или нет, – фыркает Исидор и отхлебывает зеленый чай.
– Что вы предлагаете?
– Искать Тристана будете вы, Лукреция.
– Без вас?
– Я буду действовать параллельно, по-своему. По сути, а не по форме.
– То есть?
– Повторяю, для меня ключ в поиске самого источника юмора. Вот что представляется мне главной задачей. Почему на Земле стали смеяться? Я прослежу происхождение этого биологически бесполезного явления.
Она разочарованно вздыхает.
– Значит, я буду вести расследование одна?
– Мы будем держать друг друга в курсе.
Лукреция Немрод злится, но не смеет это показать. Она окунает палец в «Нутеллу» и принимается его облизывать.
63
389 г. до н. э.
Греция. Афины.