Смех Циклопа

Терпеть не могу, когда он лезет вперед других. Как же он меня раздражает!

Кюре указывает на взъерошенное ветром поле сорняков.

– Здесь мы видели Тристана Маньяра в последний раз. Тогда мы еще не знали, что это он. Потом, после статьи в газетах, Гислен сказал: «Это же тот самый, кто выяснял, откуда берутся шутки!»

– Ну и откуда они берутся?

Все смотрят на звонаря, тот колеблется, а потом, переглянувшись с остальными и видя, что те доверяют двум парижанам, бормочет:

– Оттуда.

Он указывает на дольмен из трех огромных камней, образующих подобие гигантского стола. Снизу в камне проделана дыра.

– Вот здесь, в ржавой железной банке, лежал по утрам в субботу полиэтиленовый пакет, а в нем – анекдот на листочке.

– И давно? – спрашивает Лукреция.

– Я приходил сюда за анекдотами с девятилетнего возраста, – объясняет как ни в чем не бывало звонарь. – До меня этим занимался мой отец, до него – дед.

– Кто же их писал?

– Этого никто никогда не знал. Отец мне наказал: «То, что ты там найдешь, ты должен отдавать кюре». Как он мне велел, так я и поступал.

Лукреция Немрод снимает памятник своим новым фотоаппаратом.

– Вы привели сюда Тристана?

– Да, мсье. Он остался, чтобы сидеть здесь и наблюдать день и ночь. А потом он пропал.

– Куда он мог уйти? – спрашивает Лукреция.

И снова Исидор Каценберг опережает звонаря с ответом:

– Он нашел того, кто оставлял здесь анекдоты, и последовал за ним.

Франсуа Тилье азартно кивает в знак согласия.

– Что было потом? – торопится Лукреция.

– После исчезновения Тристана Маньяра анекдоты продолжили появляться в банке по утрам в субботу. Но кое-что изменилось, возникли проблемы…

Ветер завывает все сильнее.

– Что за проблемы? – продолжает допрос Лукреция.

Кюре Легерн поднимает к небу глаза.

– Понаехали парижане с вопросами о Тристане Маньяре. Куда, мол, он подевался…

– Они вам и сказали, что он боролся с GLH. А GLH – это, дескать, тайное общество, стерегущее BQT, – выпаливает Исидор.

– И дескать, если BQT распространится, то это будет как «атомная бомба для ума». Поэтому эту угрозу надо устранить любой ценой.

– У некоторых были фотографии Тристана Маньяра, как у нас. Поэтому все, что связано с Тристаном, вызывает у вас недоверие, так ведь? – допытывается Исидор.

– Так, мсье.

Моросить перестало, но в небе все еще грохочет гром. Они идут по пустоши дальше, чавкая грязью.

– Куда отправлялись все эти люди? – спрашивает молодая журналистка.

– В Карнак-Пляж, там они садились в лодки, – отвечает Гислен Лефевр. – Я знаю об этом от людей из лодочного клуба.

– Ну да, ведь до них этим же путем отсюда убрался Тристан Маньяр, – договаривает за него научный журналист.

– Вы перестанете меня нервировать, Исидор? Прекратите отвечать за других!

Звонарь хихикает.

– Ваша подружка права, лучше не говорите вместо меня, а то у меня впечатление, что я ни к чему. Очень неприятно.

– Это для ускорения, Лукреция. А вам, мсье, это побережет связки. Разве до сих пор я ошибался?

– А потом? – спрашивает Лукреция, не желая слушать Исидора.

– С тех пор железная банка пустует, Лукреция.

– Что верно, то верно, – кивает звонарь. – Шутки иссякли.

– Это случилось за несколько дней до смерти Дариуса?

– Точно! – удивленно подтверждает звонарь.

Исидор озирает бескрайнюю пустошь с рядами торчащих камней.

Снова гром сопровождается зигзагами молний. Он бормочет себе под нос:

– Только бы не опоздать!

77

140 г. н. э.

Лёкат, Нарбоннская Галлия.

К берегу подошел римский корабль.

В те времена Галлия была разделена на три части: Кельтику – центр, восток и запад страны, Аквитанию – небольшой район на юго-западе и Нарбоннскую Галлию между Гаронной и Альпами, занимавшую все средиземноморское побережье.

Корабль бросил якорь в порту Лёката, городка в Нарбоннской Галлии. Это было роскошное судно, и все галло-римляне, находившиеся в порту, гадали, кому оно принадлежит.

Оказалось, что хозяин – высокопоставленный римский вельможа, сочиняющий заодно комические пьесы.

Глашатай объявил, что пьесу этого римского автора по имени Лукиан из Самосаты (он был родом из этого города в провинции Сирия) сыграют в городском амфитеатре.

То была «Похвала лысине», пользовавшаяся огромным успехом у римских зрителей.

В тот же вечер спектакль показали публике, состоявшей в основном из богатых и образованных жителей Лёката. Успех был огромный.

В следующие дни труппа сыграла «Похвалу мухе» и «Диалоги мертвецов», принятые на ура в столице империи шедевры Лукиана Самосатского.

Пока произведения Лукиана развлекали галло-римскую публику, неизбалованную гастролями римских артистов, сам он наведался к городскому старшине по имени Руф Гедемо.

Он объяснил, что интересуется, не поднимали ли со дна моря близ Лёката остатков корабля его предка, затонувшего здесь некогда.

На счастье, Руф Гедемо видел пьесу талантливого драматурга и согласился ему помочь. Он предоставил ему доступ к городскому архиву.

Так Лукиан Самосатский узнал, что кораблекрушение «Калипсо» в 159 г. до н. э. было записано в анналы. Среди погибших фигурировал римский гражданин по имени Теренций Афр.