Смех в Древней Руси

целовалники учнут. Корчмо, несытая утробо, моли с голянскими

своими о недостатках наших.

Слава недобрая пианицам. Глас пулной: Вооружився крепко на пиющих, кабаче недостойны, веселы, яко неки зверь при горах, такожде и ты, кабаче погибелны, по вся дни привлачая к себе на веселие и на пропитие платья и денег, всяким неправдам крепки воевода, наипаче воеводы, занеже и самого воеводу обидишь, понеже ты молча уловляеши человеки, яко же и всего им лишитися имения. Иже долго время привлачаенш к себе на веселие, долго быти повелевавши у себе, премудрая суета, голое сиротство, з басы говоришь не то: понеси, размахни, почерпни, наливай, потащи, закладывай, выкупай, а после отходяще и воздыхающе

О великое чудо, кто на тя безделное не пронесет, но мы про тебе говорим и злобою кленем тя, а не тешим. Тем же присно с воздыханием.

И ныне, глас остаточной: Что ти принесем, веселая корчмо? Кажды человек различный дары тебе приносит со усердием сердца своего: пои и дьякон — скуфьи и шапки, однорятки и служебники; чернцы — манатьи, рясы, клобуки и свитки и вся вещи келейвыя; дьячки •— книги и переводы, и чернилы, и всякое платье, и бумажники пропивают, а мудрые философы — мудрость свою на глупость пременяют; служилые люди — хребтом своим на печи служат; князе и боляре и воеводы за меду место величаются; пушкари и салдаты тоску на себя купили, пухнут, на печи лежа; сабелники саблю себе на шею готовят; лекари и обманщики напастья на тебе величаются; тати и разбойницы веселятся, а холопий спасаются, кости нося в приполе, говорят быстро, плюют далече, з басы на погибель бросаютца, басливые батоги на тебе освящаются; жонки блуд и скаредство приносят, мужни жены добрые срамоту себе улучают; зернщики и костари и такалщики усовую болесть себе получают, ставают — охают, ложася — стонут; ростовщики ворогушу себе выростили, тружавт их сухотою по вся часы; скупщики всякие стонут на тебе; купцы, десятники и довотчики кнутом венчают; пономари туды ж, что люди, в стадо бредут, воск и свечи приносят, что былныс ж люди туды же пьют; и всякий человек рукоделны и простыи искусники всякими дуростми тебе веселяя, корчмо, величают. Мы же вси, любящей тя, и отцов и матери оставихомся, чужую сторону с позоры познавахом. Всякий тя человек проклинает, только тебя не лишатся. Повары всякия мудрости свои на винную чарку предают, лесники — куницы и соболи и векши на пече ище имавают лежа, тот соболь ведра другово суден. Кузнецы топоры и ножи, и наковална, молоты, и клещи, и косы себе на шею готовят. Хмелю, проломил еси нас, всякому вежству з басы научил еси нас, веселие нашему веку и сухоту, славим тя болезнено вовеки. Припев: Нападает помышление на чтущих соборов, в сердцыж советующих пребывает свет чреву и скорбящу смирится сердце, ботеющу телу сверепеют помышления.

Житие и позоры, и горкое терпение, и о любящих многое питие без меры благословите мя плутати.

Сии убо родишася от многих стран различных от неподобну родителю безумну и з горестию хлебом воспитани быша. Дру-зии же от добру и богату родителю быша рождени, воспитани же яескорбно и безпечално. Егда же достигоша юношескаго возраста и не изволиша по отеческому наказанию жити, но изволигда по своей воли ходити, родителие же здержавше их и не возмогоша и предаша воли их. Они же приложишася ко онем наказным и начата ходити на вечери и на вино многое. Родителие же их не возмогоша здержати никакими наказании и предаша воли их. Они же быша буяви и храбри, не быша же не древоделцы, ни земледелцы. Взяша же некую часть имения ото отец своих и приидоша на корчмицу, разточиша же имение свое не бога ради, после же обнищаша и взалкаша, телеса же своя наготою одеяша, срамные уды обявиша, не срамляху бо ся лица человеча, не пе-кущеся о житейских, но чрево имуще несытно, пьянства желая всегда упиватися и, яко болван, валятися и досаждати человеком нелепыми глаголы, приемлюще побои и ударения и сокрушения костем. В ню же нужу терпеша глад и наготу и скорбь всяку, не имеяху ни подстилания мягкаго, ни одеяния тепла, ни под главою зголовья, но, яко пси свернувся, искаху себе запечна места. Телеса же их обагрени быша сажею, дым же и жар тер-пяху, вся та не бога ради, но для своего бешеня.