Смехачи Мейерхольда

Однажды Ильинский с женой зашёл в гости к своему приятелю юристу В. Трескину. Супруги зашли днём, потому что вечером у артиста было выступление. Отобедали, беседуют. Вдруг в квартире раздаётся звонок. Жена Трескина пошла открывать дверь. Возвращается — на ней лица нет.

— Валя, — шепчет мужу, — это из МГБ.

В то время подобные визиты уже никого не удивляли. Хозяин берёт заготовленную на всякий случай сумку с бельём, зубной щёткой, мылом… Выходит. Ильинские стараются успокоить жену. Вдруг через несколько минут в квартиру врывается сияющий Трескин и кричит:

— Игорёк, это за тобой приехали! Ты ведь сегодня выступаешь в клубе Министерства госбезопасности.

Да, некие признаки нормальной творческой жизни в стране по-прежнему существовали. Издавались книги, снимались фильмы, ставились спектакли, проводились концерты. Игорь Владимирович регулярно концертировал как чтец. Сейчас это его единственный непосредственный контакт со зрителями.

Можно считать, к карьере мелодекламатора его подтолкнул Маяковский. Из любви к творчеству Владимира Владимировича, из-за желания познакомить с его стихами максимально больше слушателей Ильинский и вышел на эстраду. Было это в начале 1920-х. В то время он играл в Театре РСФСР Первом. В «Мистерии-буфф» у него были две роли — Соглашателя и Немца. Иной раз Маяковский был для артиста режиссёром — консультировал актёра по поводу исполнения своих стихов, иногда это происходило публично. На подобных мастер-классах Игорь Владимирович фактически вступал в своеобразное соревнование с самим автором: кто лучше прочитает. Проигравших в этом состязании не было. Зато слушатели оставались в выигрыше.

Со временем концертный репертуар артиста неимоверно разросся. В него входили русская классика, зарубежная (Бернс, Беранже, Додэ), советские поэты и прозаики, стихи для детей. Юная аудитория принимала выступления Ильинского с восторгом. Начиная с 1933 года для них у него «в рукаве» имелся универсальный коронный номер — стихотворение Самуила Маршака «Кот и лодыри». Оно впервые было опубликовано в журнале «Литературный современник» в цикле «Стихи, написанные для того, чтобы дразнить школьников, которые опаздывают на уроки, портят парты, гоняют лодыря и т. д.». В нём рассказывается о группке прогульщиков, которые по пути на каток встретили чем-то озабоченного кота. Объясняя причины своего плохого настроения, тот сказал, что страдает из-за того, что не существует школ для котов. Поэтому он не обучен грамоте, а без неё жить невозможно:

Не попить без грамоты,
Не поесть,
На воротах номера
Не прочесть!

Отвечают лодыри:

— Милый кот,
Нам пойдёт двенадцатый
Скоро год.

Учат нас и грамоте

И письму,
А не могут выучить
Ничему.

Нам учиться, лодырям,

Что-то лень.
На коньках катаемся
Целый день.

Мы не пишем грифелем

На доске, А коньками пишем мы
На катке!

Отвечает лодырям

Серый кот:
— Мне, коту усатому,
Скоро год.
Много знал я лодырей
Вроде вас,
А с такими встретился
В первый раз!

Неравнодушны были к этим стихам и взрослые. Свою тягу к специфическому жанру мелодекламации артист объяснял так:

«Художественное чтение — искусство, только родственное театральному. Оно ни в коем случае не может конкурировать с театром или заменить его. Но в то же время чтец есть актёр, а не звучащий шрифт, которым набран авторский текст. Я хочу быть для аудитории не докладчиком, а переводчиком. Перевожу я с литературного языка на сценический»^{117}.

В 1930-е годы значимость художественного слова была велика. Эстрада и радио отдавали этому жанру существенную долю времени. Вокруг него велось много споров: является ли художественное слово самостоятельным искусством или это лишь разновидность театрального. Большинство спорящих склонялись к первому варианту — театр искусство коллективное, при мелодекламации этого нет.