"Смеховой мир" Древней Руси

Ответ. Пророк Давыд показа, х кому прибегати: «Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело». И сего ради не убоимся, внегда смущается земля. Зрите: который остаются сиротами, и бог промышляет и питает их. И вами пещися имать той же. А меня, любимаго сына своего, на сие дело благословите, на неже дело за молитв ваших святых бог наставит. Иного же писати несть время. Но прочее простите мя, вси сродницы и знаеми. Аще и телом отстоя от вас, но духом, с любовию касаяся ног ваших, прощения прошу (л. 25 об.) от коегождо и до последняго. Будет кому кую грубость учинил по неправде или от неразумия, простите мя и благословите. И молите о мне бога желаемое получити.

— Еще желаем слышати от тебе, сыне мой, утоли наши слезы.

— О любезная ми мати, добляя же и супруга моя, послушайте, яко доблественно терпеша прежняя благочестивый жены.

Некая жена благочестивая, с мужем своим два месяца поживши и позавиде, како стражут святии мученицы от нечестивых царей, преобидив тленное богатство. И не помысли того, яко с мужем своим (л. 26) не навеселихся, но, став пред царем злочестивым, исповеда Христа. Царь же повеле ея в ров левск вринути. Лвы же, радующеся лизаху тело ея и не вредиша. Цареви же повеле поставити на судище. И начал ласкати ея поклонитися идолом, понеже вельми лепа. И обещеваше ей великую честь и богатство, пред царицею его быти в первей степени. Она же не покорися повелению его, исповеда Христа и плюнув на лице злочестивому царю. Царь же осуди ея мечем усекнути. Муж ея и ближни родители начаша молити ея: (л. 26 об.) «О любимая наша, сотвори волю цареву, и будеши веселитися с мужем своим в великом богатстве, и о нас будеши ходатайца ко царю, и будеши славна во всей области цареве». Она же, презривши суетное веселие с мужем своим, злочестивыи их нарече и слабы умом, понуждаше воинов царевых повеление исполняти. Воины же отсекоша главу ея. Душа же ко господу отиде, идеже вси святии.

Иных же благочестивых воспомянути оставих невмещения ради малыя сея хартицы.

— О сыне мой любезны, невозмо (л. 27) жно нам, слабым сущим, толиких напастей терпети.

— Зрите, добли мои, о первых родех и по них сущих.

— И о последних повеждь нам, любимы, на утешение плача нашего.

— Некто от святых отец глаголет: «Сотворихом мы делом заповеди божия; после же нас впол сотворят; последний же и того не могут сотворити, напастьми и бедами спасутся и болыпи нас прославятся от бога».

— Еще повеждь нам, возлюбленный наш. Уже бо лица твоего не узрим и гласа твоего не услышим.

— О любезныя мои, не скорбите, во оном веце узримся. Вас же (л. 27 об.) молю, ко святей церкви притекайте и мене поминайте во святых своих молитвах.

— Еще[261] побеседуй с нами, любезное мое чадо, и утоли наше слезное рыдание. Глаголеши бо, яко уже не узримся.

— Послушайте апостола Павла, глаголюща: «Слава солнцу, ина слава луне, ина же звездам. И звезда бо звезды вышше славою». Святпи же отцы наша яко солнце просияша добродетельми и лучами своими, сиречь учением весь мир осветиша. Иной же подобяшеся луне светлостию, сиречь добродетельми. Ини же великой звезде в добродетелех подобящеся. А ини малой звезде добродетельми, иже виждь (л. 28 об.), яко и малая звезда в небеси же содетелево повеление исполняет. И мы, братие, уподобимся светлостию малой звезде, сиречь добродетельми, лише бы царства небеснаго не погрешити.

— Еще побеседуй с нами, драгое мое чадо.

— Послушай, любезная моя мати, краткость жития сего суетнаго и скороминувшаго, еже мы плачемся о покоех его лестных и мимотекущих и подвизаемся о них всею душею, и божия заповеди его презревше. Зри, яко суще человецы сего дни с нами, а утре гробу предаем их. Приидите, вникните во гробицы. Можете ли (л. 29) узнати, кое был царь или воевода, богат или нищь? Составы и сосуды плоти нашея, яко прах и смрад, снедь червем быша. Преже составы плоти нашея любезны, ныне же гнусный и смердящии, яко сухи кости наша, не имуще дыхания.

Смотри и раздвизай руками своими. Где красота лица? Не се ли очерне[262]? Где помизающи очи ясни? Не се ли растекошася? Где власи лепи?. Се отпадоша. Где вознесенная выя? Се сокрушися. Где брови и благоглаголивый язык? Се умолче. Где руце? Се разсыпашася. Где величество тела? Се разтася. Где риз украшение? Се истле. Где безумие юностное? (л. 29 об.) Се мимо иде. Где великовеличавый человек? Се паки прах и смрад. Где злато и сребро и раб множество, где юность и лепота плоти? Вся изсхоша, яко трава, вся погибоша.

О человече неразумный, что ся еси зачаял, что ся вознесл еси! Кал еси, вонь еси, пес еси смрадны. Где твое спесивство? Где высокоумие? Где твоя гордость безумная, и где твое злато и сребро, где твое имение? Истлеша, изгниша. Где твое богатство тленное? Не все ли исчезе, не все ли погибоша, не все ли минуло, не все ли земля взяла?! Сего себе, неразумие, не разсудише,[263] что ти ся во веки мучитися.