"Смеховой мир" Древней Руси

Оный блаженный Стефан был человек убогий, а на погребение его стеклося множество именитых[271] людей. И пронесенным от стариков слухом[272] уверенось (так!), что они во время съезда своего удивлялись божию о святом Стефане откровению, а потому больше, что для погребения его званый они младым юношем, которого по осведомлению[273] никто не посылывал, и почли за ангела божия. (л. 35)

* * *

Государю моему дядюшке, Гаврилу Самсоновичю, о господе радоватися. Племянник твой Стефанко, припадая ногам твоим, со слезами молю и прошу у твоего благоутробия, матерь мою рождыпую почитай. И жену мою такожде почитай вместо меня. Не презри моего убогаго прошения. Аще кто почитает вдов и сирот убогих, во мнозе изобильстве бывает. Аще ли отвращает от них уши свои, во мнозей скудости будет. В ню же меру мерите, возмерится и нам. Почто же немного пишу, веси бо божественное писание. За мене же грешнаго бога моли. Буди же благословен со всем своим благодатным[274] домом всегда и ныне и присно и во веки веков. Аминь. (л. 35 об.)

* * *

Тем же и вси православии собори, елико от священных и елико от инок, и елико от мирских, аще вникнут в сию епистолию, написанную многогрешнаго рукою, обрящете что неисправно и просто, бога ради простите, а не клените, яко да и сами вы от бога и человек требуете прощения. Понеже забвение и неразумие надо всеми хвалится. Слава совершителю богу. Аминь.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Авторы данной книги сделали попытку подойти к смеху как к явлению истории человеческой культуры. Первая из таких попыток принадлежит голландскому ученому Йохану Хёйзинга в его известной книге «Homo ludens» («Играющий человек»),[275] но в этой книге рассматривался не столько сам смех, как его движущая сила в человеческом обществе. В своей попытке определить природу смеха как явления культуры авторы данной книги гораздо ближе к концепции М. М. Бахтина. В их задачу входила предварительная характеристика «смехового мира» одной из значительнейших мировых культур — культуры Древней Руси.

Внешне, в своем первом поверхностном слое, смех нарочито искажает мир, экспериментирует над миром, лишает мир разумных объяснений, причинно-следственных связей и т. п. Но, разрушая, смех одновременно созидает — творит свой фантастический антимир, который несет в себе определенное мировоззрение, отношение к окружающей действительности. Это отношение смеха к действительности различно в различные эпохи и у отдельных народов.

«Мир смеха» одновременно закончен и не закончен, представляет собой систему в себе и только часть более широкой системы. С одной стороны, «смеховой мир» составляет целостную систему, которая может быть описана и охарактеризована, а с другой — эта система несамостоятельна и незаконченна, требует своего исследования как части культуры своего времени.

Создавая свой «смеховой мир», смех стремится к его полной завершенности. Чем последовательнее смеющийся направляет свои шутки, тем строже система «смехового мира». При этом последовательность смеха определяется его социальностью — тем, что смеху нужно общество смеющихся, нужна инерция смеха, нужны «традиции смеха».

Смех требует среды, как ни одна из других форм человеческой деятельности. Следовательно, смех зависит от среды, от взглядов и представлений, господствующих в этой среде, он требует единомышленников. Поэтому тип смеха, его характер меняются с трудом. Он традиционен, как традиционен фольклор, и так же инертен. Он стремится к шаблону в интерпретации мира. Тогда смех легче понимается, и тогда легче смеяться. Смеющиеся — это своего рода «заговорщики», знающие код смеха.

Именно поэтому инерция смеха грандиозна. Она создает целые «эпохи смеха», свои смеховые антимиры, свою традиционную культуру смеха.

Но в чем же система смеха никогда не может оказаться законченной? Дело в том, что тот антимир, который создает смех в отдельные эпохи и у отдельных народов, все же является только антимиром и зависит от мира настоящего, от его понимания и от его интерпретации.

Таким образом, смеховой антимир — это также и несамостоятельный мир. Он не может создать сам по себе замкнутую, внутренне уравновешенную систему. Это только теневой мир. «Мировоззрение смеха» и его творение — «смеховой мир» — это только «теневое мировоззрение» и «теневой мир». «Мировоззрение смеха» зависит от существующих в это время взглядов на действительность (при этом наиболее обычных и распространенных, но иногда и индивидуальных). Антимир виден только в отраженном свете, и он вынужден изменяться (правда, медленно — по причине свойственной смеху инертности) вслед за изменением самой действительности.