Смелая женщина до сорока лет

Вот такая, сейчас смешно вспомнить, концепция. А для этого – решили мы – давай-ка будем издавать журнал под названием именно что «Консерватор». А к этому журналу мы собрались делать приложение: памятники русской консервативной мысли.

Первым таким памятником мы выбрали знаменитый «Московский сборник» одиозного, но великолепного Победоносцева. Того самого, который «над Россией простер совиные крыла». Я привлек к делу блестящего филолога и историка Ольгу Майорову, и она (с малой моей помощью) подготовила текст и комментарии к нему.

Но тут как раз случился августовский путч, запрет компартии, распад СССР, и всё наше с Глебом «консервативное постепеновство» рассеялось как дым.

Зато злобные и умные антидемократические статьи Победоносцева я до сих пор помню почти наизусть.

МАСОНЫ ПОДАЮТ ЗНАК

Восемнадцатого августа 1991 года нас четверых – Павловского, Кордонского, Фадина и меня – пригласили на какую-то радиопередачу в Останкино. Время позднее, ближе к полуночи. Идет обычный политический треп. Вдруг звонок в эфир. Какой-то дядя спрашивает: «Вы тут все масоны собрались?» Ну не скажешь же, что нет. «Да, – отвечаю, – разумеется, масоны!» Он говорит: «Вот! Наверное, вы не просто так собрались? Наверное, вы хотите подать знак?» – «А как же! – смеюсь в ответ. – Так и есть, угадали! Мы подаем тайный знак». – «А какой?» Я разозлился и говорю: «Завтра всё узнаете!»

Конечно, это случайно получилось. Конечно, мне и в голову прийти не могло, что, когда мы у микрофона рассуждали о будущем России, оно в этот самый миг решалось на вилле Горбачёва в Форосе. Или уже было решено пару часов назад.

Наутро меня разбудил звонок приятеля: «Горбачёва свергли, у власти хунта, в городе танки!» – и короткие гудки. Кстати, я совсем забыл о своем вчерашнем пророчестве. Танки не помешали мне побывать в обеих редакциях – в «Веке XX» и в «Дружбе народов», где я тогда работал.

Глеб мне сказал со всей серьезностью: «Езжай на дачу и сиди тихо, понял?» – «Почему?» – «Потому что они будут месить людей танками» (напоминаю, разговор шел в полдень 19 августа). «Почему же я должен отсиживаться на даче?» – отважно возмутился я. «Ты нам будешь нужен для подпольной работы, – сказал Глеб еще серьезнее. – Мы тебя найдем».

Во как.

Но всё произошло очень быстро, к вящему удовольствию демократических сил. Это я к тому, что политические прогнозы – штука в принципе невозможная. Ни долгосрочные, ни даже двухдневные.

МАРШАЛЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Вскоре после августовского путча к нам в редакцию «Века XX и мира» пришел известный американский советолог Маршалл Голдман. Мы его называли «Маршалл Советского Союза Голдман». Был разговор в узком кругу: сотрудники редакции и несколько постоянных авторов.

Мы, конечно, спросили:

«Господин Голдман, а вот скажите, что теперь надо делать?»

Он стал учительским тоном рассказывать о вещах известных и понятных:

«Развивать демократию. То есть – обеспечить реальное разделение властей. Особое внимание обратить на сильный и независимый суд. Свобода прессы нужна, это не менее важно, чем независимость суда. Не забыть про местное самоуправление! Это вообще фундаментально! Защита прав человека, это ясно. Далее. Экономика. Договорное право. Гарантии свободы бизнеса. Особо важно – твердые гарантии частной собственности. Демократия и рыночная экономика, одним словом…»

«Понятно, – сказали мы. – Но это всё очень как-то вообще. А вот что конкретно делать нам?»

«Но я же всё объяснил!» – удивился он.

«Нет! – уточнил кто-то. – Нам не в смысле россиянам, не в смысле обществу, а нам в смысле вот нам!»

Он по-доброму улыбнулся и сказал, тыча в нас пальцем, во всех по очереди, без исключения:

«А вот вам… Вам, вам, вам, и вам тоже… Вам всем. Ноги в руки – и быстро бегом отсюда! Без оглядки!»

Он хорошо знал русский язык и разные фразеологические обороты.

«Куда? – изумились мы. – Да и зачем?»

Но он махнул рукой и стал собираться на встречу с Ельциным.

ГЕФТЕР. АМЕРИКАНСКИЕ ПЛАНЫ

Был известный историк и философ Михаил Гефтер, и Глеб любил его чуточку нервной сыновней любовью (Гефтер был старше его на 33 года). Помогал ему изо всех сил. Возможно, потому что Гефтер в 1970–1980-е работал вместе с Глебом в самиздатском журнале «Поиски» и всячески привечал и обучал молодого диссидента. Но мне кажется, дело не в этом или не только в этом. Историческая философия Гефтера – если изложить ее в трех словах – звучит так: «Всё очень сложно». Не хорошо, не дурно, не честно, не подло – а именно что сложно, запутанно, неясно, туманно, неопределенно и вопросительно. И вот именно за это Гефтера не любило начальство в Институте истории АН СССР. Он написал в коллективную монографию главу о Ленине, где представил вождя революции в виде мятущегося интеллигента, заплутавшего в тупиках российской истории и пытающегося – чаще всего безуспешно – найти ответы на проклятые русские вопросы «Что делать?», «С чего начать?», «Куда идти?» – и главное: «Зачем всё это?» Из-за этого текста у Института истории были большие неприятности.