Смелая женщина до сорока лет

– А ты его видал? – горестно спросил Миха.

– Нет, – сознался Егор.

– Ну вот.

– А ежели без Бога? – возмутился Егор. – Есть Бог, нет Бога, не в том дело. Зачем топиться-то?

– А жить зачем? Егорша, я совсем один на свете.

– А я твой друг. Нет?

– Друзья не считаются. Так у меня вся деревня в друзьях, и я у всех. А всё равно сердце болит, что я один.

– Тьфу! – Егор всплеснул руками. – Чего болтаешь? У тебя жена! Красивая. Ладная. Работница.

– Она меня не любит, – сказал Миха.

– Брось! Она ж от тебя не гуляет!

– Знаю.

– Ну?

– Всё равно не любит. Я для нее как пристанище, еда и крыша. Она ж из города пришла, когда все шли. Помнишь, Егорша? Какие люди мимо шли! А сколько померло! А бабы – выбирай, не хочу! Эх! Вот я ее и выбрал. Целовала. Спасибо говорила.

– Помню, – кивнул Егор. – Так что она, извиняюсь, конечно… Не дает? Или на лежанке балуется? То не так, се не этак. С городскими бывает.

– Дает, дает. И не балуется. Но не любит. Я правду говорю, Егорша. Я устал. Сердце ноет. Дышать тяжело. И домой неохота. Возьми золото. Потом моей картошку привезешь, ладно? Это всё ейное, понимаешь?

– Да уж не украду! – мрачно сказал Егор. – Понимаю, не дурей тебя.

Миха залез под рубаху, достал бумажный пакетик. Пощупал пальцами. Передал Егору. Спросил:

– Егорша, а зачем им золото? Его ж не съешь.

– Обменяешь! – объяснил тот. – Они его на что другое обменяют. Или у нас обратно на картошку, если у них погниет, а у нас уродится. Пахомов Ефим золотую брошечку показывал с каменьями – она у него уже пять раз туда-сюда!

– Дурь какая, – сказал Миха.

– Не дурь, а ика-номе-ка! Учитель говорил.

Миха вздохнул, поднялся с земли. Подошел к своему велосипеду, достал из задней сумочки гаечный ключ, завозился с колесом.

– Эй, ты велосипед не порти! – обеспокоился Егор. – Топиться хочешь? Топись. А вещь еще послужит.

– Колеса себе возьмешь, – сказал Миха. – Переднее целиком, а с заднего шину снимешь. Там втулка уже никуда.

– А рама тебе зачем?

– Топиться чтоб. Привяжусь и буль-буль. А то стану выплывать, помимо воли и желания, беда. Ты езжай, Егорша, не смотри на меня.

– А может, поспим до утра?

– Не. Высплюсь, отдохну, снова жить захочу. Ну его. Езжай.

Обнялись.

Егор вскинул на спину запасное колесо.

Миха помог ему сесть и чуть подтолкнул.

Егор поехал по сумеречной дороге.

Привал устроил через пять верст.

Утром пошел легкий дождик. Ехать скользко, но дышать легко.

Днем Егор увидел что-то черное вдали, на проселке. Остановился. Постоял полчаса. Никакого шевеления.

Тогда подъехал тихонько.

Это был старый внедорожник. За рулем сидел убитый мужик. Дырка в голове. По запаху судя, его убили то ли совсем вот-вот, то ли уж совсем давно. Потому что запаха не было. Наверное, все-таки давно – он весь ссохся. Забрали всё что можно: куртку, ботинки и носки с мужика, рулевое колесо, всякие винтюшки с рукояток, зеркала. Кожу с кресел сорвали. И коврики с полу тоже. В бардачке была шоколадка с заграничной надписью. Егорша понял, что отравная. Да, да, конечно, если не взяли – точно отравная. Дураков нету!

Однако посмотрел, что у мужика в карманах. Совсем ничего, только в заднем иностранная деньга: зеленая бумажка с картинкой. Выбросил и вытер пальцы, будто обмарался. Еще недавно за иноденьги расстреливали. Найдут, и без разговоров. Теперь, сказывают, нет. Теперь, учитель говорит, в стране это, ле-би-ро-ле-зацие! То есть за иноденьгу не стрельнут. Но кто ж его знает, что на самом деле. Лучше не надо.

Пора было дальше ехать.

Егор решил, раз такое дело, пересыпать всё золото в один пакетик. Достал свой, развернул, положив на ржавый мокрый капот этого внедорожника. У Егора в запасе были четыре сережки, крест на цепочке и обручальное кольцо. Раскрыл сверточек Михи. Там было три кольца, брошечка с золотой стрекозой и тоже крест. Эти штучки были завернуты в кусок гладкой плотной бумаги с мелкими словами.

Егор присмотрелся. Объявления в журнале каком-то. Он нащурил глаз, потому что плоховато стал видеть. Одно объявление было обведено красным:

«Смелая женщина до сорока лет с маленькой грудью – для пожилой супружеской пары». И цифры в рядок – 7985123 и что-то еще.

– Во жизнь! – засмеялся Егор.

Ему показалось, что застреленный мужик за рулем тоже усмехается усохшими губами и желтыми зубами.

Егор выбросил бумажку, взобрался на велосипед и поехал дальше.

«Мемуарист» почти английский роман

Последние полтора года ее всё чаще охватывало странное беспокойство. Нет, это не была та внутренняя тревога, которая часто поселяется в сердце одиноких пожилых женщин: да, ей было за шестьдесят, ее единственная дочь умерла в ранней молодости, не оставив внуков, мужа у нее не было, а «этот человек», отец ее дочери, с которым она рассталась еще беременной, – скорее всего, тоже умер. Она никогда не интересовалась его судьбой; а был он на тридцать два года ее старше, а ей сейчас было, если уж совсем честно, шестьдесят пять лет, а чудес, как известно, не бывает.

При чем тут внутренняя тревога? Страх, который временами настигал ее, был ощущением внешней опасности.