– Душно! – открыл балкон, еле-еле вышел наружу.
Луна светила. Горы были далекие и красивые. Ближе была темнота – склон, скалы, кусты.
Он сел на низкую каменную ограду.
Она встала в дверях.
– Не молчи! – шепотом попросил он.
– Я только теперь поняла, как я на самом деле тебя ненавижу. Мне ничего не надо было. Я прожила чужую жизнь. Из-за тебя. Я не хотела кидаться в бизнес, наживать миллионы, управлять банком. Я хотела быть женой. Твоей. И всё. Хотела трахаться с тобой. Вот как сейчас. Целыми днями. А ты меня бросил…
– Мне плохо, – сказал он.
– Мне еще хуже. У тебя жена, дети, внуки. А я – одна. Знаешь, я тогда перед свиданием, заранее, за четыре дня, сама лишила себя невинности. Ручкой от столового ножа. Обмакнув в водку. Так жгло, что даже не больно. Всё для тебя, любимый. Чтоб тебе было приятно. Чтоб ты не мучился мне целку ломать, а на-сла-жда-лся!
– Зачем ты рассказываешь всякую гадость? – застонал он.
– Это не гадость. Это любовь. Она была. Теперь ее нет. Ты ведь не женишься на мне сейчас? А если да, то я всё равно буду тебя ненавидеть. За сорок зряшных лет.
– Мне плохо, – повторил он и застучал зубами. – Кажется, у меня инфаркт.
– Конечно, я могу подождать немного. Потом пойти на рецепцию, вызвать скорую. Они приедут в лучшем случае через час. Девяносто девять процентов, что ты сдохнешь сам. Но я тоже не хочу юлить перед Богом!
Она шагнула к нему и сильно толкнула в грудь.
Он упал с низкой ограды наружу, секунду задержался на узкой гравийной бровке и рухнул с крутого обрыва вниз.
«А теперь мне кажется, что он всё решил правильно! – подумала, а может быть, шепотом проговорила она. – Если бы он тогда остался – мы стали бы жить вместе, через полгода была бы свадьба, через пятнадцать лет он бы дослужился до завотделом в своей несчастной газетке, а я – до завуча в школе, и это в лучшем случае. Мы бы ссорились из-за бедности, изменяли бы друг другу, плодили бы несчастных и злых детей… А так – у меня прекрасная, интересная, богатая жизнь. Такой дом, такие деньги, такой круг. У него тоже всё отлично сложилось. Всё правильно».
Наклонилась, посмотрела вниз.
Между скалами были кусты, там едва угадывалось его тело.
Кажется, он уже не шевелился.
«Ничего, ничего… – шептала она. – Наймем адвоката… А если докажут и посадят, ещё интереснее. Напишу автобиографический роман и буду знаменитая, почти как он».
Он выжил, несмотря на сильный сердечный приступ и перелом руки.
Они поженились и живут вроде бы счастливо.
Вот такие развилки и риски.
Фундаментальные диалоги
– Ты что, вот прямо так сразу прямо вся разделась? (С легким осуждением.)
– Во-первых, не сразу, а минут через двадцать. А во-вторых, не вся!
– Что ж оставила-то? (С искренним интересом.)
– Линзы.
– Хорошие трусы труднее найти, чем хорошего мужа.
– Ха-ха! В смысле ой.
– Я серьезно говорю. Белье не способно к диалогу и недоступно убеждению.
– То есть как?
– Да вот так. С мужчиной, если он умный, можно договориться. Найти общий язык. Или расстаться. А трусы вот какие есть, такие и останутся.
– А выбросить?
– Ты что, совсем уже? Купила маловатые трусы, три пары за десять тысяч – выбрасывать, да?
– Давай будем у меня жить?
– Давай! Только я курю.
– Ничего. Будешь курить на балконе.
– А зимой?
– А к зиме бросишь или разбежимся.
– Оказалось, она пишет с ошибками. Я вчера получил от нее три месседжа и за голову схватился. Нет уж. Увольте.
– Ты же говорил, что она красивая!
– Очень. И молодая к тому же.
– Ты что, дурак? Бросать красивую молодую женщину, потому что она пишет с ошибками?
– Потому что я отношусь к ней как к личности. Как к человеку! Но я не могу всерьез уважать человека, который путает «тся» и «ться» и пишет «в крации» и «опиляция». И непонятно, что это – эпиляция или апелляция!
– Ненавижу отца. Вот как вспомню его лицо, у меня прямо всё сводит от ненависти. Хоть он давно умер, но простить не могу!
– Ого… За что?
– Он давал мне деньги с кислой мордой… Ты только пойми меня правильно, он не говорил типа «куда тебе столько», «зачем тебе это», «почему именно этот бренд»… Давал, сколько я попрошу. Но – с кислой мордой!
– Ну и что? Ведь давал же!
– Тьфу! Как ты не понимаешь?! Лучше бы не давал вовсе! Лучше бы сказал: «Обойдешься!» А он – давал! Но – с кислой мордой!
Старик, потомок белогвардейца-эмигранта, горько вздохнул:
– От прежней, от нашей России остался только снег…
– Но зато какой холодный и белый! – приободрил его я.