– А это, Шура, те два гада, которые меня допрашивали. Вот, зубы выбили.
– А вот мы им сейчас поправим улыбочку! – хватает их за шкирки.
– Это нечестно! – верещат Иванов и Павлов. – Мы его выручили! Мы его спасли! Мы ему ниже нижнего обеспечили! Он на допросе был искренен и честен! Дал правдивые показания! Мы так и записали! Его мало что не шлепнули, ему всего восемь лет дали!
– Отпусти их, Шура, – говорит Козлевич.
2024 год.
Заседание диссертационного совета Философского факультета одного из столичных вузов.
Секретарь совета:
– Приступаем к утверждению темы диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук. Диссертант – преподавательница кафедры истории русской философии XX века Анпилогова Диана Глебовна. Тема: «Васисуалий Андреевич Лоханкин: опыт молчаливого сопротивления и русская неподцензурная философия 1930-х гг.».
Соискательница рассказывает о себе: училась, окончила, интересовалась, опубликовала. Актуальность, методология и всё, что положено.
Вопрос к соискательнице:
– На основании каких источников вы будете исследовать философию Лоханкина?
– Прежде всего это мемуары его вдовы, Варвары Тихоновны Лоханкиной, «Дневник жены русского интеллигента», издано в Брянске в 1960 году, на пике так называемой оттепели. Этот бесценный документальный памятник вводится в научный оборот впервые в истории изучения русской философской мысли второй четверти XX века.
– В чем главная новизна вашей работы? – еще один вопрос.
– В своей работе я собираюсь показать, что так называемое молчание Лоханкина – это существенная альтернатива двум базовым трендам российской философии второй четверти XX века. Обращаю ваше внимание, что «философия в эмиграции» мною не рассматривается. Итак, первый тренд – марксизм Деборина, Луппола и прочих чисто советских философов, чья мысль исчерпывалась политической конъюнктурой. Второй тренд – воинствующий идеализм Лосева, который был фактически в одиночестве. Обоим этим трендам противостоит «молчаливое сопротивление», этот своего рода исихазм Лоханкина, – говорит Диана Глебовна Анпилогова. – Фактически философию Лоханкина подхватили сотни и тысячи русских гуманитариев, вынужденных молчать и в молчании обдумывать роль философа в революции и трагическую участь русской интеллигенции в 1930-е годы.
– Прекрасно. Спасибо.
– Еще есть вопросы? – спрашивает секретарь.
– Совсем маленький вопрос, как нынче говорят, оффтоп. Просто любопытно. В прошлом году в Париже издали «Заметки на память» камергера Александра Дмитриевича Суховейко, который до середины 1933 года жил в Советской России, но сумел эмигрировать. Он, в частности, пишет о Лоханкине, они были соседями по коммунальной квартире. Не видели?
– Нет, не видела. Буду очень признательна…
– Пожалуйста. Я вам пришлю выходные данные. Там масса занятных черточек эпохи. Кстати, камергер Суховейко пишет, что в 1932 году у Лоханкина снимал комнату некий писатель и журналист Бендер. Слышали о таком?
– Бендер? Нет, не слышала.
И никто не слышал.
Статистическая правда и личная ложь
Обычно мы считаем, что статистика врет, а личный опыт говорит правду. Но увы, не всегда.
Представим себе вагон метро. В нем почти свободно: 44 человека сидят и еще стоят человек 10. Входят хулиганы и начинают бить одного из пассажиров. Банальная ситуация: свидетелей нет. Почему? «А мы ничего не видели». Пятеро устали, семеро дремали, кто-то читал, кто-то чатился в айфоне (смотрел кино, играл в тетрис, редактировал отчет по продажам), кто-то увлеченно беседовал с соседом, кто-то глубоко задумался, кто-то просто смотрел в другую сторону – в общем, никто ничего не видел. Юридически доказать, что они лгут, наверное, невозможно. Но они тем не менее лгут – и полицейским, и, главное, самим себе.
Примерно то же можно сказать по поводу сталинских репрессий.
Часто говорят: «Люди просто не знали!»
Как же это они могли не знать? «Большие процессы» широко освещались в прессе. Плакаты с призывами «расстрелять, как бешеных собак» люди поднимали на митингах. Давали интервью: мол, рады тому, что врагов народа расстреляли.
Но речь не о «троцкистско-бухаринских бандитах» – это крохотная группа. Речь о сотнях тысяч расстрелянных и миллионах арестованных или сосланных.