Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Меня, как медсестру, в первую очередь заботит Шейла, моя пациентка, изнывающая от боли и переживаний. Питер – мой друг и мой коллега, однако за Шейлу я несу ответственность, так что повторяю свою просьбу еще раз. «Если бы только получилось сегодня». Чрезмерная настойчивость или же просто объяснимая забота о пациенте? Он почти незаметно кивает головой, после чего поворачивается к лифту, на который так пристально все время смотрел, и не успеваю я сказать: «Буду благодарна, если ты подумаешь над этим», как он скрывается из виду.

Ко мне подходит Дэйв из аптеки с ритуксаном для мистера Хэмптона. Он говорит низким голосом, чуть ли не рычит, однако Дэйв довольно забавный и щурится, когда смеется. «Ритуксан для мистера Хэмптона», – протягивает мне наполненный прозрачной жидкостью пакет.

Вот так вот и выглядит процедура назначения пациенту ритуксана. Все началось, когда лечащий врач мистера Хэмптона решил дать ему этот препарат. После беременная интерн составила предписание, которое принесла мне, чтобы я могла перепроверить его совместно с еще одной медсестрой. После этого я оставила проверенное предписание для наших фармацевтов, которые забрали его и смешали препарат в соответствии со спецификацией. Наконец, Дэйв принес препарат мне, и теперь только и остается, что подключить его к внутривенной капельнице мистера Хэмптона.

Это сложный и тщательно продуманный протокол, потому что химиотерапия, равно как и хирургия, неизбежно связана с компромиссами в духе «Фауста». Мы убиваем раковые клетки пациентов, однако за это им приходится расплачиваться своими волосами, беспощадным поносом, неугомонной невралгией и/или язвами в полости рта, настолько ужасными, что невозможно есть. Главное же свойство ритуксана в том, что он активизирует иммунную систему пациента, чтобы та атаковала болезнь. Так как порой люди умирают даже от укуса пчелы или съеденного арахиса – в результате сильнейшей аллергии, то есть несоразмерной реакции иммунной системы, – то сложно предугадать, что произойдет, когда пациенту дадут препарат вроде ритуксана, и проблемы обычно если и возникают, то непосредственно в процессе введения: может резко упасть давление, начаться неукротимая дрожь, подскочить пульс, развиться сильнейшая одышка.

Я смотрю на часы. Как так вышло, что уже полпятого? Что ж, по крайней мере, за это время та премедикация, что Мэрилин дала мистеру Хэмптону, уже точно должна была подействовать, так что я могу подсоединить пакет с ритуксаном к его катетеру.

– Тереза! – Я вижу Нору и Эми, ту, что помогла мне, отнеся пациенту Сьюзи обед. – Хочешь что-нибудь? – говорит Эми, показывая мне подарочную карту в кофейню, что через дорогу от нас.

– Господи, да вы мои спасители! Где вы ее взяли? И откуда у вас свободное время?

– Ну-у-у, – говорит Эми, – помнишь чету Воан?

Я киваю.

– Боже, какие же они милые.

– Ага, в общем, они приходили к нам на прием в амбулаторную клинику и оставили.

Наверное, существует некое правило, по которому мы не должны принимать от пациентов подарки, если у них есть какой-либо прямой денежный эквивалент, однако я никогда не слышала, чтобы кто-то следил за его соблюдением.

– Так откуда все-таки у вас на это время?

– Да нет его у нас, – говорит Эми, – но нам обеим не помешало бы немного кофеина, тем более бесплатного!

Переведя взгляд на Нору, я спрашиваю, понизив голос: «Как там мистер Кинг в интенсивной терапии?»

Она пожимает плечами, смотрит куда-то в сторону, затем трясет головой.

– Полужирное латте? – бодрым голосом спрашивает меня Эми – все заказы она записывает на листке.

– Ты знаешь меня как облупленную. Спасибо. – Я на седьмом небе от счастья. Неужели то же самое чувствуют и наркоманы, предвкушая очередную дозу? Ох, да какая разница – даже если я и торчок, это же всего лишь кофе с молоком.

Вернувшись к своей рабочей станции, я снова начинаю думать про Шейлу и ее родных. Верчу пакет с ритуксаном в руке – там почти пол-литра, и вес довольно-таки ощутимый, – а затем кладу его на стол рядом с компьютером. Мне следует рассказать Шейле и ее родным о разговоре с Питером, однако этой несчастной женщине и без того приходится несладко, и мне до жути не хочется говорить ей, что мы по-прежнему не определились, когда ее будут оперировать.

Вспоминай. Я заставляю себя вспомнить о том, что на ее месте могла быть моя сестра, моя мать, я сама, в конце концов. Мне бы хотелось знать, что сказал хирург. Мне бы хотелось, чтобы моя медсестра не медлила с тем, чтобы мне обо всем рассказать. Я пытаюсь собраться с духом, найти в себе храбрость, где бы она во мне ни пряталась.