Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни

Пациента перевели в палату интенсивной терапии, где ему начали давать вазопрессоры – так называют препараты, которые повышают давление и поддерживают его на достаточно высоком уровне. Он вернулся к нам на следующий день, полностью придя в себя, хотя и почти ничего не помнил о том, что случилось за последние сутки.

– Что ж, теперь тебе будет о чем рассказать, – сказала я, отчего ему явно полегчало. Более того, кажется, он почувствовал прилив храбрости.

У Шейлы же давление пока держится стабильным. «Сто пятьдесят два на девяносто. Как и раньше, немного завышенное, но сейчас это даже хорошо», – говорю я Шейле, зрительно прикидывая, сколько жидкости осталось в капельнице. Вдруг до меня доходит, что ни Шейла, ни ее родные не услышали и слова из того, что я им сказала. Что же такого им сказал Питер, пока меня не было?

Сестра Шейлы кусает губы, показывая рукой на дверь. «Он сказал, – она замолкает и несколько раз моргает, – он сказал, что, возможно, придется отложить операцию до завтра».

– Что? – ошарашенно выпалила я.

Шейла, снова спрятавшись под горой одеял, казалось, тает, подобно огрызку воска, превращаясь в бесформенное переплетение боли, замешательства и безнадежности.

– Сейчас я с ним поговорю. Пойду и попробую его найти. – Скорее. За дверь, в коридор. Мне обязательно нужно узнать у Питера причину, а затем сказать ему, что Шейла в ужасе и недоумении из-за мысли о том, что придется ждать операцию еще один день.

Мне везет. Я вижу, как он направляется за двери, к лифту.

– Тереза, оставила бы уже, наконец, доктора Койна в покое! – восклицает наш администратор, да так громко, что все, кто рядом, это слышат. В такие моменты меня раздражает то, что она везде сует свой нос.

Я стараюсь не обращать внимания, как вдруг понимаю: она имела в виду, что мне следует придерживаться установленных отношений между врачом и медсестрой. Я чувствую, и это не в первый раз, будто меня уличили в чрезмерной для медсестры самоуверенности и даже надоедливости. Но с чего это вдруг? Разве не должна я вместо этого чувствовать себя ответственной и добросовестной? Разве эти качества ценятся не во всех медработниках?

Лучшие две статьи, прочитанные мной на тему взаимоотношений между врачами и медсестрами, назывались «Врач с медсестрой играют в игру» и «Врач с медсестрой играют в игру. Повторный анализ». Обе статьи были написаны психиатром Леонардом И. Штейном. Первая вышла в 1967-м, в то время как вторая – уже в 1990-м. В этих статьях не рассматриваются какие-то статистические данные, заимствованные из масштабных научных исследований, однако он беспощадно рубит горькую правду.

Само слово «игра» подразумевает не какие-то детские забавы, а замысловатое психологическое взаимодействие, подчиненное определенным правилам, даже если эти правила и не осознаются. Развитие отношений между врачами и медсестрами исторически происходило на фоне гендерного неравенства – еще всего сотню лет назад мужчины поголовно относились к женщинам снисходительно, считая себя выше их. Теперь среди врачей много женщин, да и количество медбратьев постоянно растет, однако пережитки прошлого все еще живы.

В шестидесятых Штейн написал, что если у медсестры и было какое-то свое мнение по поводу медицинского ухода за пациентом, то, согласно неписаным правилам, она должна была сделать так, чтобы ее рекомендации казались идеей самого врача.

Так, например, обсуждая пациента с бессонницей, медсестра могла сказать: «Предыдущей ночью ему прекрасно помогли сто миллилитров пентобарбитала», чтобы врач потом мог заключить: «Сто миллилитров пентобарбитала перед сном по мере необходимости, хорошо?» Препарат и дозировку назвала медсестра, однако врачу позволяется все перефразировать, словно это изначально была его идея.

Доктор Штейн пересмотрел игру, в которую играют врачи и медсестры, в 1990 году, и на этот раз он описал медсестру «упрямым вольнодумцем». Вместо того чтобы выдавать врачу готовый клинический сценарий, медсестра позволяет себе корректировать его потенциальные ошибки. Если снова вернуться к примеру с пентобарбиталом, то медсестра уже не вежливо и ненавязчиво намекает, а открыто и настойчиво требует: «У миссис Джонс бессонница. Ей нужен пентобарбитал». Предполагается, что медсестра при этом стоит, уперев руки в боки и вскинув голову, а ее тон словно подразумевает: «Твоему пациенту нужна помощь. Что ты собираешься по этому поводу делать?»