Смерч над Багдадом

— А, проснулась.

— Я уж давным-давно не сплю.

Грутас подошел к кровати, кот вытянулся, нижняя губа его поехала вниз, открывая в оскале белые острые зубки.

— Что же ты мне не сказала, — проворчал он и взглянул на часы. — Есть еще время по-быстрому перепихнуться.

— Нет, слишком рано, — скорчила она гримаску, означавшую, что ей хочется спать.

Он взглянул на нее сверху вниз и усмехнулся, приняв эти слова за комплимент. Она была почти не накрашена, не нуждаясь в макияже при таких длинных черных ресницах и смуглой чувственной коже. Унаследованные от матери черные шелковистые волосы распущены и, падая ей на плечи, почти закрывают грудь. Он бросил оценивающий взгляд на волнистые пышные пряди, темные кружки сосков, юный упругий живот. Между плотно сжатыми ляжками виднеется холмик курчавых волос, а когда она поднимает руки, натягивая смятую простыню, такие же темные волоски выглядывают из подмышек.

В нем проснулось желание. Чертова спешка!

— Ну и ладно, а то Нико хотел меня видеть. Ровно в девять.

— Капитан приказал, и малыш лейтенант побежал, — поддразнила она.

— Нико знает, что делает, — ответил он, застегивая рубашку. — По крайней мере, мне до обеда не придется снова заниматься этой идиотской слежкой.

— Какой слежкой?

— Запомни, что ты не должна спрашивать, а я — отвечать.

Она обиделась.

— Ты становишься точно таким же, как твой босс. Типичный полицейский, который никому не верит, кроме других полицейских. Даже своей настоящей и верной подруге.

Он смягчился.

— Ну, если хочешь знать, за одним иракцем, агентом судоходной компании в Пирее.

Она на секунду утратила контроль над собой. Губы дрогнули, рот раскрылся. Наверное, да. Ничего другого быть не может. Потом опомнилась, выдавила из себя девический смешок, надеясь, что он не заметил, как кровь приливает к щекам, равнодушно вздернула подбородок и презрительно заявила:

— Ничего я знать не хочу.

Но Андреас Грутас не расслышал, заходя в ванную, чтобы уложить волосы, и продолжал объяснять:

— У меня тут уже целая куча фотографий людей, которые заходили в это агентство. Нико собирается разглядывать их в лупу.

Она бросила взгляд на большой пухлый конверт, который он оставил на кресле возле кровати, и сказала себе: «Три минуты». Он никогда не затрачивает меньше трех минут, пока не убедится, что каждый волосок лег на место, пока не исследует в зеркале глаза и зубы, любуясь и восхищаясь самим собой.

София поспешно вытряхнула содержимое конверта на кровать. Несколько негативов и десятка два снимков. Она замерла, вытаращив глаза. Вот один. А вот еще два. Все трое. Мойлан, Эвери, Корриган. Пресвятая Богородица!

Из ванной доносился шум воды, он мыл руки. Она быстро сунула три фотографии под простыню, потом, спохватившись, спрятала и негативы.

Когда Грутас вернулся в комнату, натягивая пиджак, конверт лежал на месте.

— Если хочешь, к обеду могу вернуться. Что скажешь?

— Как-нибудь доживу до вечера, — сверкнули в улыбке белые зубы. — У меня сегодня лекции целый день, и после обеда тоже.

— Когда-нибудь станешь физиком-ядерщиком или еще кем-нибудь вроде этого, — рассмеялся он.

В ее глазах промелькнула озорная искорка.

— Пожалуй, вольюсь в ряды нашей славной полиции.

Ему нравился ее стиль, редкостное для типичной левой студентки чувство юмора. Они поцеловались, и он ушел.

Как только закрылась дверь и затихли шаги, София зашипела сквозь зубы: «Ублюдок! Надутый буржуйский ублюдок! Фашистская свинья!»

Быстро приняв душ, она натянула на голое крепко сбитое тело тесные джинсы «Ливайс», выбрала из своего скромного гардероба цветастую блузку. Торопясь, положила коту еды. Сегодня предстоят важные события, дела принимают опасный оборот. Ее охватила легкая дрожь и внутренний жар.

Терпеть больше не было сил. Даже ради «Движения» просто невыносимо каждую ночь трахаться с полицейским, задавшимся целью навести так называемый порядок и осуществить так называемое правосудие.

Но сегодня «Семнадцатое ноября» начинает кампанию возмездия.

Мгновенно выхватив из-под простыни фотографии и негативы, София выбежала из дома и быстро домчалась на мотоцикле до запущенных, расползшихся по кварталу Муссио зданий Технического университета, стены которых были исписаны лозунгами типа «Янки, убирайтесь прочь!», увешаны афишами рок-групп и авангардных пьес, похожими на куски пластыря, скрепляющие изношенную ткань строений.

Она, как обычно, оставила мотороллер на площади Экзархии [44]и замахала рукой, перебегая через тротуар к кафе, где студенты встречались за завтраком, выкуривая по сигарете и выпивая по чашке крепкого черного кофе. Оттуда ей помахали в ответ. За столиками звучали оживленные, возбужденные голоса.

— Что случилось? — спросила София, швыряя на стол мотоциклетный шлем, который она никогда не носила.

— Ты не слышала радио? — спросил какой-то юноша.

— Нет. — Чертов Андреас! — А что?

— В этого промышленного магната Вардиса Вардиноянниса пустили ракету!

— Да что ты! — Вот оно, началось! — Убит?

Парень покачал головой.

— Он был в бронированном «мерседесе».

— Весьма типично, — заметил другой молодой человек. — Буржуи все себе могут позволить.