Смерч

— Что же я, растяпа, медлю! — прикрикнул на себя Сурин и быстро начал опускать направляющие. Поймал танки на их кончики, изготовился и сам себе подал команду:

— Огонь!

Загрохотало вокруг, запрыгал «студебеккер», установки заволокло огнем и гарью. Отстрелявшись, Сурин сразу же рванул влево, по заранее намеченному маршруту, как всегда это делал.

И вдруг ахнул: один из «тигров», что круто свернул вправо, изменил направление и устремился вперед, по-прежнему нацеливаясь на КП Запорожца. Мельком Сурин увидел, что три танка разгораются.

«Ай да Сурин! — успел-таки, — похвалил себя Николай. — Но этот вот и один сотрет всех, проклятый!»

Вот тут завладела Николаем мысль преградить «тигру» путь любой ценой. А цена всему этому — установка и его жизнь. Но, может быть, он еще изловчится и успеет выпрыгнуть из кабины, когда подставит бок (а стало быть, и мощный взрывной заряд) боевой машины под удар «тигра»? Но успеет ли?

«Черт побери, должен успеть!»

И машина устремилась на бешеной скорости наперерез вражескому танку. Как-то так случилось, что либо танкист не придал значения мчавшемуся ему навстречу «студебеккеру» — что такому танку, как «тигр», хрупкая установка? — либо ее просто не заметил. А когда все-таки увидел, расстояние, разделявшее их, не превышало трехсот метров.

Ударила пушка. Перелет. Второй снаряд заклокотал в метре-другом перед машиной. А третий оказался роковым для Сурина и для «тигра». Но Николай погиб на три-четыре секунды раньше, чем танк врезался в установку. Снаряд угодил в кабину, отсек обе ноги Николая, и все же, погибая, он успел рвануть заряд.

Взрыв огромной силы в мелкие щепы и в рваные железки разнес установку и будто ножом срезал башню танка. А секундой позже, как орех, раскололся изнутри сам корпус «тигра» от взрыва боезапаса, еще не израсходованного гитлеровскими танкистами.

Увы, даже останков Николая Сурина найти не удалось. Только по номеру установки опознали гвардейца, пожертвовавшего собой ради жизни товарищей, дело которых он, воин, посчитал куда важнее и нужнее собственной жизни.

5

Не знал всего этого Денис, когда, переживая смерть друга, мысленно прощался с ним. Страдание и нечеловеческая усталость, наконец, сломили Чулкова. Он привалился к стене блиндажа и минут на десять забылся в полудреме. Но вдруг забубнил радист. Голос его звучал все отчетливей и тревожней.

— Этого не может быть. Ты что-то напутал! — закричал в отчаянии радист.

— Что там случилось? — сонным голосом спросил Чулков.

— Сообщают несусветное, товарищ гвардии старший лейтенант, — плачущим голосом ответил радист. — Колесников взорвал себя. Друг же мой!..

Дениса будто ледяной водой окатили. Взорвать себя!..

Да, повторное сообщение подтвердило первое: Колесников действительно взорвал установку вместе с собою. Но жизнь отдал дорого: взрывом выведены из строя два немецких танка. Третий — опрокинулся и вскоре загорелся. Тем же взрывом уничтожены экипажи семи или восьми танков фашистов. Подробности сообщат дополнительно.

Денис был потрясен. Нет Колесникова. Почувствовал, что лицо его залито слезами.

И вдруг в голову пришла мысль: каким образом комсорг оказался командиром расчета? Да еще сам за рулем?

…А все было просто. Начальник штаба дивизиона Пименов обронил при Колесникове фразу, что встревожен за батарею Свешникова. Хайдар Зиганшин, командир расчета, как выяснилось, скрыл, что ранен, правда, легко. Узнали о том поздно. Сейчас в районе, куда он умчался, настоящее побоище. Хайдар — казанский татарин, красавец, весельчак и балагур; он бросил четвертый курс университета, хотя имел броню, и полгода как воюет. Имеет два ордена.

— Но ему, баламуту, третий понадобился.

— Так и заявил об ордене? — удивился Колесников.

— Конечно, нет. Но я-то его знаю.

На «студебеккере», загруженном минами, Валентин догнал батарею. И вовремя. Зиганшин получил второе ранение и с той же автомашиной был немедленно отправлен в санчасть.

Колесников, не раздумывая, сел за руль установки. «Студебеккеры» едва успевали подвозить мины Колесникову. Полтора часа ожесточенного боя оставили старшину без расчета — один за другим все вышли из строя. Последние шестнадцать мин Валентин заряжал, в сущности, в одиночку — водитель грузовика, который доставил мины, едва ноги волочил, да к тому же руки стер до кровавых мозолей. Колесников перевез раненых в укрытие и занял прежнюю позицию. А задачу он знал: танки на этом участке не могут, не должны пройти, хотя силы его, Колесникова, были на исходе.

С полчаса было спокойно. Если бы не раскаты грома справа, ничто не напоминало бы о войне.

Три танка, подбиравшиеся к нему с тыла, Колесников заметил, когда уже не оставалось времени для маневра. Надо было уходить.

И Валентин яростно нажал на газ, надеясь оторваться от вражеских машин, развернуться в удобном месте и ударить прямой наводкой.

Может, так бы и случилось, не появись с трех сторон еще по два танка. Они вывалились из-за горизонта внезапно.

Стало ясно, что его преследователи успели связаться по радио со своими. Его окружали, за ним охотились специально. Проскочить к своим было уже невозможно.