Смерч

— Чудо, брат, пережил. Должен был в небесах уже… На фронте чего только не случается!.. Под твоим изголовьем песок в блиндаж осыпался. Оттуда, видимо, и поступал воздух… Живуч и крепок организм. Богатырь. А может, в рубашке родился. Сто лет жить будешь, Чулков, — и ушел, хмуря брови.

К концу первой декады октября задул холодный ветер. Денису выдали его гимнастерку, брюки и сапоги.

Однажды утром прибежал Сурин, присел на кровать, всполошенно зашептал Денису на ухо:

— Ночью переправу наладили. Сейчас машины за ранеными придут. Ты тоже назначен к отправке в тыл — узнал у сестры Тани. Быстренько смывайся.

— Куда?

— Тут, в саду, есть закуток — с овчаркой не сыщут. Как машины отправят — выйдешь. Капитан-то как раз сегодня обещал быть.

«Закуток» — полусгнившее бревно в зарослях терновника и крапивы — оказался идеальным укрытием. Оттуда Денис слышал, как грузили раненых. У него побаливала голова, временами тошнило, но он терпеливо ждал. Наконец услышал голос Сурина:

— Эй, гвардии сержант! Вылезай на свет божий!

Денис выбрался из зарослей. Руки горели от крапивных ожогов.

— Ну наделал ты шуму! — потирая руки от удовольствия, засмеялся Сурин. — Сестры с ног сбились, тебя искавши. Где Чулков, где Чулков?.. Я говорю: прогуляться пошел. Куда? Не знаю, мол.

— Капитан прибыл?

— Так точно. Фамилия его Назаров. Сам он сейчас у начальника санбата, пробует выписать тебя на законном основании под надзор врачей своей части. А «студебеккер» его тут неподалеку, у дороги. Пошли.

В кузове «студебеккера» уже сидели «орлы» Казаков и Силантьев. Денис забрался в кузов, поздоровался.

— А вот и капитан, — сказал Сергей Казаков.

Со стороны хутора по-военному размашисто шагал высокий офицер. Было ему лет двадцать пять. Из-под фуражки выбивалась буйная огненно-рыжая шевелюра. Под гимнастеркой, ладно сидящей на нем, чувствовалось упругое, налитое силой тело. У него были светлые с насмешливым прищуром глаза.

Денис вытянулся в струнку.

Острым, насмешливым взглядом Назаров будто уколол Дениса.

— В бега, значит, ударился? — И Сурину: — А если ему у нас не понравится — тоже сбежит?

Денис почувствовал, как запылали его уши.

Сурин прокашлялся, сказал вполголоса, с упреком:

— Я же докладывал, товарищ гвардии капитан. Воевать сержант умеет, ротой в бою под Мишиным Рогом командовал. Из мертвых, можно сказать, воскрес.

— Ну раз воскрес, сто лет проживет. Ладно, перемелется — мука будет. — Испытующе взглянул на Дениса. — Так, сержант?

Сейчас бы надо ответить бодро, молодцевато. Но что-то мешало Денису. Слишком много он пережил, слишком много увидел смертей.

— Ничего не перемелется, товарищ гвардии капитан. — Взгляд Чулкова скрестился со взглядом капитана. — Все, что было, остается с нами.

— Ого, да ты философ. — Назаров усмехнулся. — Тогда возьми свои выписные документы, — протянул Денису бумаги. — По местам, гвардейцы! Поехали.

«Студебеккер» мчался по проселочной дороге в глубь Правобережной Украины. Миновали две сожженные деревни. Промчались между двумя шеренгами закопченных труб… Третья деревня еще дымилась. Шофер не сбавлял скорости, только ветер свистел в ушах. Кругом безлюдье, лишь разбитые немецкие автомашины валялись вдоль дороги да подбитые танки с белыми крестами торчали на полях тут и там.

У Дениса вдруг сердце обдало кровью — бешено заколотил кулаками по крыше кабины… Завизжали тормоза, «студебеккер» остановился, будто налетел на стену. Резко распахнулась дверца кабины, оторопело таращась, высунулся шофер.

— Что?.. Что случилось?

— Куда гонишь, черт тебя возьми?! — заорал Чулков, устрашившись лихой беспечной езды по никому, как он считал, не известной, неразведанной местности. — К немцам в лапы захотел угодить?! Или у тебя разведка вперед выслана? И летит, и летит! Найти надо кого-нибудь, расспросить, где противник.

Водитель часто-часто замигал, перевел недоумевающий взгляд на капитана, тоже стоявшего на подножке, и покрутил у виска пальцем.

— Он у вас с приветом?

Стараясь не смотреть на Чулкова, в кузове хохотали. Не удержавшись, рассмеялся и Назаров. У Дениса от возмущения дыхание перехватило.

— Не знаю, кто из нас сумасшедший. Не о себе же пекусь! Резанут фашисты пулеметной очередью из-за пригорка, — и нет гвардии.

Смех угас. Капитан сочувственно встряхнул за руку Чулкова.

— Крепко же тебе досталось! Успокойся, сержант. На полсотни верст немцем здесь и не пахнет. С неделю, правда, они дрались бешено, а сейчас бегут без оглядки.

Все заулыбались добродушно, с сочувствием глядя на обескураженного сержанта. А Чулкову все еще не верилось — неужто действительно немцев нет поблизости? Неужели все вокруг наше?