Что касается разоблачения — то военные контрразведчики и другие чекисты сделали все грамотно. Признаюсь честно, — я на них не в обиде. Работа есть работа. На их месте я так же бы поступил, — тут уже включается рубильник служебного долга.
В лагере жил отдельно от осужденных за уголовные преступления. Рядом были разные сидельцы: бандеровцы, диссиденты, чиновники, проштрафившиеся менты и подобные мне типы…
После освобождения из заключения заходил в американское посольство. Попросился встретиться с резидентом ЦРУ в Москве. Вышел ко мне заместитель, фамилию уже запамятовал. Я ему и говорю, помогите материально, я гол, как сокол. Из-за ваших стараний пришлось отсидеть почти пятнадцать лет. Он заметил, что я, мол, не гражданин США, а потому мне ничего не полагается. Тогда я спросил его о накопленной моей валюте в иностранном банке за время активной работы. Ведь «янки» обещали, что на мой счет будет «капать» по шестьсот — восемьсот долларов в месяц. Церэушник мне на это ответил, что Америка ему ничего не должна. Видно, догадались, что при моем участии завалили разведчика ЦРУ на Костомаровской набережной. Не простили, а может, это у них правило. Слышал не единожды, они то же самое говорили и другим провалившимся агентам.
Я вынес из общения с ними, что этот заморский народец жадноват по своей ментальности. Ради денег он готов на все, баксы для американца — это путеводитель по жизни. А те, кто считает, что деньги — это все, без сомнения, готовы на все ради денег. Одним словом, деньги — хороший слуга, но плохой хозяин. Если много денег — не радуйся, если мало — не горюй. У меня было первое и второе…
— Как живете с селянами? Вас они не обижают? — спрашиваю его.
— Нет, это же не город, живу мирно. Тут нет разгула преступности. Максимум — пьяный мордобой из-за пустяковой ссоры или из-за девчат. Со всеми селянами дружу. Часто хожу к местному кузнецу отковать какую-то железяку, нужную для огородного инвентаря или очередного ножа.
— А зачем окна, выходящие на улицу, забиты ставнями из кровельного шифера?
— От лишних глаз, света и шума. Мне неприятен яркий свет, он меня раздражает. Отвык я от него за время тюремного прозябания — я же был «кротом». Достаточно света при моем общении с природой. Я каждый день выхаживаю примерно по 10 километров. К сестре, живущей в родном селе, хожу пешком.
— Далеко малая родина? — поинтересовался я.
— Тридцать километров.
— Тридцать???
— Туда и через пару дней назад, а то и в тот же день. Шесть часов на весь путь. Поэтому у меня нет живота-пузыря, какие носят сегодня даже молодые мужчины. До сих пор лазаю по деревьям, — собираю ведь липовый цвет, а он растет не низко — высоко на ветках крупных деревьев. Как только пчела полетела к липе, значит, появился в цветке нектар. Это сигнал, надо собирать липовый цвет. Зимой как хорошо выпить чая с такой заваркой.
Потом наш коллега-водитель, не раз бывавший у отшельника, завел разговор о крепком напитке, настоянном на травах, которым он его угощал в прошлом году. Филатов предложил попробовать местного самогона, настоянного на травяном сборе. Он поставил четыре маленьких стопки, налил в них не более 30 граммов из старой бутылки своей крепкой настойки и заметил:
— Пью по тридцать грамм каждый день — для здоровья. От этой дозы никогда не сопьешься, а польза есть. Появляется деловой настрой на любую физическую работу. Она в моих условиях основная. А на старость порой приходится злиться не потому, что старею, а потому что не телом, а душой ощущаю себе молодым.
Мы, естественно, пригубили, не чокаясь ни с ним, ни друг с другом. Он понял жест — так пьют только за покойников.
Затворник оказался совсем не таким, каким представлялся нам при поездке к нему. Он рассказал, что постоянно слушает новости по шести, в разное время купленным, не раз ремонтированным местными умельцами различным радиоприемникам. Телевизор смотрит с использованием трехголовчатой антенны-тарелки. Он обладает широким диапазоном информации. Все основные новости в стране знает.
— Иногда слушаю передачи на французском и английском языках. Правда, без разговорной практики язык усыхает.
— Не скучаете по родственникам?
— А как же, я живой пока. Нередко приезжают ко мне дочь и сын со своими семьями. Тогда радуюсь от души, приятны такие встречи, хочется даже заплакать, когда они покидают меня. К врачам не обращаюсь, — боли и болячки лечу сам травами и движением. Заболит колено, — а я его сразу нагружаю, и боль проходит. Все ведь болячки от застоя. Как и вода в колодце болеет, когда ее не берут, и она стоит без движения. Забиваются, заиливаются роднички. И живой некогда колодезь умирает. Так и человек.
И все же наивными вопросами Андрей Суханов, действительно ни разу не встречавший «живого шпиона», вынудил Филатова показать, как ставились им метки и бросались «письма-прикрытия» в почтовые ящики у станций метро «Площадь Революции» и «Проспект Мира». Он это продемонстрировал на заборе и у калитки возле дома. Были нюансы, но о них знают те, кто этим занимается по серьезному, — сотрудники ФСБ.