Смерть для бессмертных

— Достаточно, Спенсер. Мне не нравится этот разговор. Я вовсе не для того искала тебя, чтобы отбивать у жены. Да и становиться графиней тоже не планировала.

И она падает на кровать, так как он бросает ее, а затем ложится сверху.

Они молча смотрят друг другу в глаза.

— Ты прости меня, Элеонор, но с тех пор, как Эбби родила от Бруно, я словно был мертв.

— Уэбстер сейчас с Морфи?! — мисс Флауэрс сводит брови.

— Я вроде дышу, разговариваю, существую… а сам… словно гнию изнутри. И мою душу поедает эта чертова хрень. Я постоянно слышал ее пение. Этот жуткий вой… видел такие кошмары, какие разве что Лавкрафту привидеться могли…

Элеонор проглатывает подступивший к горлу ком.

— Но сейчас этого нет, — она чувствует бедром, что его крайняя плоть снова начинает твердеть, — я снова живу, понимаешь? Снова ощущаю запахи. И различаю цвета. Смотрю на тебя и понимаю — что ничего больше не хочу в этом мире. Лишь воспитывать Хейзела… и смотреть на тебя…

Она облизывает губы, что успели пересохнуть. Ощущает, что его речи-таки смогли немного ее растопить… или это всё его упирающийся в ее ногу отросток?

— Только… смотреть? — спрашивает она и видит, как его лицо расплывается в хищной улыбке.

И они начинают четвертый раунд, даже не догадываясь о том, что его последние слова очень отчетливо слышала Кара, застывшая в дверном проеме.

Глава 6. Багоюзер

— Смерть императора — это тяжелейший удар для всех нас, — молвит мужчина, что стоит перед главными советниками Голденхэйвена посреди тронного зала. — Но куда тяжелее — потеря совсем еще молодой Эльзы, что была избрана императором в качестве его наследника. Но какой бы силы ни был траур… империи нельзя оставаться без правителя — пусть даже у нас больше и нет кандидата, что достоин занять трон по праву наследования…

— Вообще-то есть один! — вперед вышел весьма престарелый советник. Оратор молниеносно оценил эмблему, красующуюся на его груди. — Императрица. По закону… она должна занять трон.

— Да, верно… — мужчина кивнул. — Но разве кто-нибудь позволит сесть на трон той, что долгое время изменяла нашему императору с бывшим кардиналом, держала нашего правителя околдованным, а сама, со своим любовником, правила империей? В данный момент мне уже известно, где она прячется. И известно имя мужчины, с коим она связана супружескими узами. Теперь это некий малоизвестный граф.

— Вот же потаскуха, — заметил кто-то из толпы.

— И мы… позволим ей сесть на трон?

Реакция была той, что он и ожидал — присутствующие уже люто ненавидели ее.

— Хорошо! — вышел из толпы еще один мужчина. — Допустим, ее кандидатура отметается в связи с… недостойностью. Хорошо. Но кто тогда? Среди нас нет того, чья кандидатура была бы принята единогласна. Каждый будет тянуть одеяло на себя. Стою я здесь — и уже представляю свой старый, сморщенный зад на этом треклятом стуле! — рукой он показывает на трон. — Бьюсь от заклад, господа, что каждый из вас думает уже об этом! Мы так лишь развалим Империю, если каждый заберет себе свои войска и земли.

— Поделим империю! — заорал кто-то из толпы.

И прежде чем присутствующие начали ор, мужчина поднял руки, прося всех замолчать.

— Все вы, достопочтенные, одинаково велики и равны для того, чтобы занять престол. Но разве за нашу многолетнюю историю люди не показали себя ужасными и недальновидными, полными низменных пороков, правителями?

Волна недопонимания и громких перешептываний пронеслась по толпе.

— Не понял! — вышел вновь тот самый престарелый мужчина, что выступал вторым. — К чему ты ведешь, жрец? Чтобы на трон сел кто? Ежели не человек!

— Я веду к тому, чтобы избрать на роль правителя… Бога.

И тут зал наполнил раскат громоподобного смеха.

— А, ясненько! — вышел еще один советник. — Типа править будет Бог, а ты, как представитель церкви, вещать его волю?

— Нет, — отвечает верховный жрец, после чего медленно опускается на колени. — Явись, владыка Перегил, огненный Бог, что живет в недрах земли и на самом солнце! Используй тело мое, ибо служит оно лишь для исполнения воли твоей!

Несколько секунд ничего не происходит. В зале стоит такая тишина, что где-то в толпе даже раздается несколько сдержанных смешков.

— Умом тронулся, — комментирует кто-то.

И тело жреца покрывается огнем, ярким красным пламенем. Воспламеняются волосы и одежды. Распростирающий в разные стороны руки жрец теперь похож на распятого грешника, которых сжигали в последнее время на кострах во имя Перегила.

Советники отступают назад — и является он.

Уже не тот жрец, что стоял здесь мгновение назад — его тело словно лопнуло, и изнутри вышло это существо — тело которого покрыто языками пламени, в горящих красных одеждах. Вместо его волос — языки огня, устремляющиеся вверх.

— Я — Перегил, — произносит это существо, и никто не сомневается в истинности этих слов. — И вам удалось обратить на себя мое внимание. Чего вы… хотите?

Ответить никто не смеет — всех присутствующих сковал страх… и трепет пред высшим существом, словно давящим своей мощью и величием.

— Ни одного? Никто не смеет набраться смелости, и говорить от лика толпы?