Смерть друга

А он уже не только отставал, но теперь ложился и лежал. Я отходил на двадцать, тридцать метров и ждал его. Он отдыхал, поднимался и брёл до меня, добредя, ложился. Собаки не люди, они не умеют изображать усталость, не умеют изображать боль или что-то другое. Он следовал за мною сколько мог, а я по невнимательности, гнал и гнал его за собою. И только надумав отдохнуть подольше, я пригляделся и понял, у пса нет сил. Десны и язык побелели, с языка не капала слюна, как обыкновенно в жару. Я напоил собаку, мы просидели полчаса, состояние собаки не улучшалось. Пошли домой. Спускаясь, Рекс по-прежнему отставал, а последнюю часть пути, пришлось подсунув поводок под грудью, помогать ему. Придя домой, я понял, – Рекс больше не ходок со мной в горы.

8

На следующее лето в горы мы уже не ходили, ходили в сосновый бор, а в горы я уходил один. Теперь идя с собакой в бор, брал таблетку преднизолона, и перед обратной дорогой давал четвертинку. А в конце лета Рекс и из бора с трудом дошёл до дома. Так что в двенадцать лет, он уже ходил со мною у домов. В двенадцать же лет, весною, я в последний раз попытался сводить пёсика до реки. Было тепло, до реки дойти два километра по грунтовой дороге, но Рекс преодолел их с трудом. Обратный путь шли с передышками, и поводок под грудью уже мало помогал. Он ложился и не хотел идти, а я несмотря на то, что понимал – это происходит не от лени, а от старости и боли в суставах, всё же злился на него. Старость катастрофически быстро одолевала организм собаки. После этого похода, больше Рекс уже не ходил никуда со мною. Теперь его жизненное пространство ограничилось дорожкой за домом, до трансформаторной будки или магазина, где я привязывал его к берёзе, а сам шёл за покупками. Подниматься на четвёртый этаж без моей помощи он уже не мог. А когда Наташа выгуливала его, случилось несколько раз, что он упал на ступеньках и скатился вниз, негромко взвизгнув от боли. К осени у него открылся понос, и как я не принуждал его испражняться в ведро, он не желал, выл, скулил, перебирал лапами, и никакие уговоры не помогали. Мочиться по команде он умел, я говорил: «Гуляй», – и это значило и то, что можно мочиться. Он многое делал по команде, ел, пил, лежал на месте. Я с первых дней решил, что или пёс будет со мною, или я умерщвляю его, но не бросаю на произвол собачьей судьбе. А при переезде в квартиру и Наташа, и её подружки уговаривали, отдать знакомым. Рекс, конечно, был воспитан и стал бы любимцем в чужом доме, а жить на улице он не боялся. Хотя те, кто просили, говорили, что с вечера до утра он будет в доме. Я отказал категорично и твёрдо.

С поносом с конца лета и до начала зимы, как не боролся, успехов не было. Каких только лекарств мы не испробовали, стихало на день, два, а ночью опять начиналось скуление и просьба во двор на прогулку. Но когда мы шли, порой на четвёртом этаже, порой на втором, порой и два раза, он не сдерживал позывы, как не силился и всё загаживал. И ночь, полночь, я набирал в ведро воды, добавлял хлорного дезинфектора и мыл, прежде в резиновых перчатках в специальную ёмкость собрав то, что растекалось и не собиралось. Да, и как, проснувшись по второму разу, а то и по третьему, не разозлиться, а иногда трудно сдержаться, трудно укротить свой гнев. Бедный старичок, не сладкими были его последние месяца. За несколько недель я привык вставать в любое время и уже не пытался, как бешенный, добежать до выхода из подъезда. Теперь, не спеша одевал мочеприёмник, брал ёмкость для поноса, и, придерживая за хвост, выводил Рекса за двери. Так он перестал доставлять мне проблемы с мытьём лестничных маршей, а в октябре, понос прошёл сам по себе, и теперь наоборот наступило время запоров.

С первым выпавшим снегом, всего-то десять, пятнадцать сантиметров, Рекс не мог ровно ставить задние лапы, они не слушали его, и вставали на внешнюю покрытую шерстью сторону. Волоклись сзади, вместо того чтобы помогать идти. Вскоре от такой ходьбы когти и пальцы задних лап стерлись до крови, смазав их йодом, я следил, чтобы Рекс не ставил так лапы. Его организм умирал, старился, животное смирилось с этим. Всё что приходило со старостью, воспринимал и приспосабливался. Незаметно вся морда из чёрно-рыжей, стала седой, тело из крепкого и мускулистого, превратилось в худое. Собака смирилась с тем, что спускаясь по лестницам держу за хвост. Теперь у него всегда капельками выбегала моча и за ночь и днём, на дорожке темнело мокрое пятно в диаметре около тридцати сантиметров.

9