– Вне сомнений. Это ведь мой дом… – Кох махнул рукой в сторону стула, стоявшего у стены. На нем лежала коричневая оберточная бумага и небольшая прочная коробка из многослойного картона, которую использовали в качестве упаковки консервированных томатов фирмы «Дикси». – Вазу принесли в этом.
– Могу я взглянуть поближе?
Фокс подошел к стулу. Разворачивать бумагу, чтобы изучить адрес, ему не пришлось: бумага была аккуратно сложена так, чтобы небольшая отпечатанная этикета оказалась в самом центре видимой поверхности заодно с почтовым штемпелем. Поднеся бумагу поближе, Фокс понял, что этикетка напечатана не на машинке, а типографским способом: с адресом и именем Коха, выполненными в дорогостоящей и элегантной гравировке. Фокс обернулся, и его поднятые брови отменили нужду задавать вопрос вслух.
Кох отвесил поклон.
– У этого пройдохи крепкие нервишки, да? – с вкрадчивым весельем поинтересовался он. – Адрес вырезан из конверта в моем личном почтовом наборе и просто наклеен на бумагу. Но это не сильно поможет, ведь я довольно щедр в своей корреспонденции. Скажем, только на прошлой неделе я разослал больше тысячи приглашений на выставку Фрэнка Митчелла… Это молодой художник, в карьере которого я заинтересован… – Он посмотрел на свои наручные часы. – Знаете, до полудня мне обязательно нужно появиться в офисе, а я очень хочу посмотреть на физиономию Помфрета, когда вручу ему эту вазу. Если собираетесь задать мне еще несколько загадочных вопросов, почему бы нам не отправиться туда вместе? Если, конечно, вы не предпочтете остаться и попробовать вытащить из моих слуг больше, чем это удалось полицейским.
Была ли его улыбка насмешкой, вызовом или обычной маской на лице городского жителя, терпящего неслыханное унижение? Фокс не мог ответить, но, так или иначе, представлялось сомнительным, чтобы служанка с приятным голосом могла сказать ему что-нибудь интересное. Детектив принял предложение сопровождать Коха к Помфретам.
За двадцать минут поездки стало ясно, что больше никаких новых сведений у Коха нет. Он ничего не мог добавить к тому, что уже рассказал полицейским и окружному прокурору. Перри Данэма он считал зазнавшимся молодым раздолбаем, но симпатизировал миссис Помфрет и был готов, по его собственным словам, пойти на значительные жертвы, если это хоть как-то поможет ей пережить горе. Он хотел бы узнать, какого дьявола Фокс спрашивал о нитробензоле. Он также хотел бы знать, кто отправил ему ту вазу и почему именно ему. Фактически, отметил Кох, он находится в куда более выгодной позиции для того, чтобы задавать вопросы, чем отвечать на них.
Эффект, который Кох произвел в доме Помфрета и который отразился не только на лице мужа, но и на лице жены, превзошел, должно быть, самые смелые его ожидания, когда после короткого и довольно ходульного обмена любезностями, он внезапно предъявил им вазу. Помфрет добрых пять секунд молча пожирал ее глазами в остолбенелом неверии, а затем растянул свой рот от уха до уха в улыбке неподдельного восторга и с пылом протянул обе руки. Миссис Помфрет, чьи веки покраснели и опухли даже сильнее прежнего, а кожа посерела и плечи опустились еще больше, метнула острый и настороженный взгляд сначала в Коха, а потом и в Фокса – не менее острый, зато без подозрения.
– Это та самая Ваньли, верно? – поинтересовался Кох.
Помфрет исступленно забулькал, выражая согласие.
Кох поклонился миссис Помфрет:
– Не смог удержаться от удовольствия лично доставить ее вам. Теперь, прошу простить, мне пора бежать в свой офис. Мистер Фокс все вам объяснит.
Кох отбил еще один поклон и был таков. Помфрет даже не посмотрел ему вслед. Он внимательно и с любовью изучал свое чудесным образом вернувшееся сокровище со всех сторон; и хотя, скорее всего, он слышал рассказ Фокса об обстоятельствах возвращения вазы, своего осмотра не прервал ни на миг. Миссис Помфрет, напротив, очень внимательно слушала Фокса, а когда детектив закончил, напрямую спросила:
– Ну и что вы по этому поводу думаете?
Фокс только руками развел.
– Вот так рыбина! – с вымученной издевкой фыркнула миссис Помфрет. – Долго и думать не надо: эта тварь Хит украла вазу, а Кох забрал ее и отправил самому себе по почте. Или еще: он же ее под шумок и умыкнул, а уж потом перепугался… – Она вяло махнула рукой. – Это уже не важно… – Миссис Помфрет указала на вазу в руках своего мужа. – Теперь я ненавижу эту штуковину. Я все здесь ненавижу. Все! И эту жизнь ненавижу!
Помфрет поспешно поставил вазу и приобнял жену за плечи.
– Ну что ты, Ирен… – с нежностью пробубнил он, – ты прекрасно знаешь, что это нездоровая…
Ее губы сжались в тонкую линию. Миссис Помфрет потянулась к руке на своем плече и так сжала пальцы мужа, что тот даже сморщился от боли. Поднявшись, Фокс пообещал сообщить новости, когда будет о чем сообщать, и раскланялся с обоими.