Смерть — это сон. Белая вдова

— Ларри, дорогой, я надеюсь, ты не станешь прошибать своей головой каменную стенку. Ты такой способный — есть еще так много других сфер в науке, где ты можешь себя показать.

— Ну-ка ступай назад к своей сковородке, женщина! — сделав красноречивый жест рукой, скомандовал Нед.

— Ладно, ладно, — сказала она поворачиваясь, — но я продолжаю считать, что Ларри не прав.

Похлопав ласково по бутылке, Нед заметил:

— Женщины! Или их, или нас следует тихонько придавливать еще в пеленках. Вечная война! И еще какая!

Ларри молча прихлебнул виски. Обычно алкоголь с немалым трудом завладевал его головой, но в этот вечер, скорее всего, вследствие его угнетенного морального состояния, он почти сразу же почувствовал, как алкоголь после первого же глотка всосался в его кровь.

— Ладно, — произнес он, не делая на том особого ударения, а скорее для того, чтобы успокоить свой взбудораженный ум, — предположим, у кого-нибудь в самом деле были — и есть — какие-то причины мне напакостить. Но почему?

— Честно говоря, и сам не знаю, мой дорогой неоперившийся приятель. Но я настроен обязательно выяснить, что к чему. Запомни: когда ученый делает ставку в своей карьере на какую-нибудь теорию, он отстаивает ее до конца. Подумай о том, как Исаак Ньютон отстаивал нелепые принципы алхимии после того, как подарил нам свои три великие законы физики. Очень много сделал Чарлз Форт для того…

— Форт! — вскричал Ларри, перебивая друга. — Он был чокнутым, шарлатаном, полным идиотом!

— Не совсем полным, — ответил Нед. — Кое-что из высказанных им предположений имеет смысл. Он был уверен в том, что любая научная теория проходит в своем развитии три стадии: на первой стадии пока что еще только гипотеза подвергается всеобщему осмеянию как нечто совершенно неправдоподобное, на второй она единогласно всеми принимается как откровение свыше, наконец, на третьей от нее отказываются как от нелепой и ошибочной. В его понимании каждая такая теория на второй своей стадии развития не менее нелепа и сумасбродна, чем на двух других.

— Боже праведный! — воспротестовал Ларри. — Да ведь научная теория имеет ценность не сама по себе, а в своем взаимоотношении с общим объемом знаний в тот период, когда ее принимают. Если ты разделяешь представления Форта в отношении научных теорий, то… — Здесь он сделал паузу, прищурился, глядя на своего приятеля, и произнес: — А какое имеет вообще отношение Форт к моей диссертации?

— Самое непосредственное, — спокойно ответил журналист. — Кто-то из сотрудников университета, по всей вероятности, разработал такую теорию, объясняющую гемофилию, которая совершенно не стыкуется с твоей. И вместо того, чтобы честно отказаться от своих взглядов, он пускается во все тяжкие, не гнушаясь и подлостью, для того, чтобы заткнуть тебе рот.

Ларри неодобрительно фыркнул.

— Но ведь это совершенно бессмысленно, и ты прекрасно это понимаешь! Нед, мне кажется, ты что-то знаешь такое, о чем мне пока что недоговариваешь — а я считаю, что имею право знать всю правду об этом.

— Если бы я о чем-то со всей определенностью знал, я бы непременно рассказал бы тебе об этом, чурбан ты этакий!

Однако Ларри, поглядев на него, не успокоился и погрузился в раздумье. В это время в двери, что вела в кухню, появилась Ида, обвела взглядом своих гостей и сказала:

— Вы, что, отсыпаться сюда заявились? Ну-ка, котята, встрепенитесь, ваша мамочка-кошка сейчас угостит вас жареной телятинкой.

Глава 2

Когда Ларри снова почувствовал себя неким вполне отвечающим за себя неразрывным целым, то обнаружил, что восседает в очень неудобной позе в жестком, обитом только холщевиной кресле, сразу же напомнившем ему старомодные сиденья в пульмановских вагонах неподатливой твердостью своей обивки. Вокруг — пальмы в горшках и стены под розовый мрамор, будто это вестибюль гостиницы, возведенной еще в самом начале века и с тех пор не модернизированной.

Он бросил взгляд на толстый пакет, что лежал у него на коленях — в нем была диссертация, которую столь мастерски отфутболили всего лишь днем раньше — и подумал, что он, наверное, все-таки сошел с ума. Несмотря на все то, что говорил ему Нед Толмэн о противодействии его исследованиям, в сумраке вестибюля гостиницы, да еще с похмелья, ему казалось, что куда вероятнее то, что он все-таки просто написал никуда не годную диссертацию.

Он определенно, должно быть, совсем ополоумел, отправившись в Нью-Йорк в надежде, что ее прочтут в Колумбийском университете. Теперь у него было совершенно непреодолимое желание плюнуть на все, покинуть вестибюль отеля «Квинз Краун» и первым же поездом вернуться поскорее в Бостон.

Хотя было и весьма маловероятным то, что он потеряет работу в лаборатории, Ларри решил, что все-таки будет лучше, если он отошлет своему боссу телеграмму, в которой объяснит причину сегодняшней отлучки на работе.