Смерть — это сон. Белая вдова

Именно это и испортило настроение Ларри Финлэю, ибо бандероль в самом деле содержала пухлую общую тетрадь. В которой излагалась его диссертация, над которой он усердно корпел последние восемнадцать месяцев, и которую он отослал в университет чуть меньше двух недель тому назад, питая счастливые надежды на то, что она откроет ему путь к получению столь вожделенной степени доктора наук.

Ему показалось совершенно неправдоподобным, что эту его диссертацию столь быстро прочтут, тем более подвергнут тщательному рассмотрению и вынесут суждение в его пользу. Онемелыми от страха руками он подхватил бандероль, подумав еще при этом о такой неприятной для него учтивости университетской администрации, не поскупившейся оплатить почтовые расходы по обратной пересылке диссертации. Он был настолько уверен в том, что ее примут к защите, что даже не удосужился позаботиться о таком возможном исходе своей затеи.

Не помня совершенно, как он взбирался по лестнице, Ларри обнаружил, что вот он уже в своей квартире на четвертом этаже фасадной части здания и все еще держит в руках злополучную бандероль. Внутри ее оказалась записка, короткое, напечатанное на машинке уведомление на четвертушке стандартного листа со штампом университета вверху.

Записка гласила:

«К немалому нашему сожалению сообщаем Вам, что мы не считаем себя достаточно компетентными, чтобы допустить Вас к защите диссертации на соискание степени доктора наук на основании тех материалов, которые Вы нам представили. Поэтому мы вынуждены вернуть их Вам».

Ниже стояла неразборчивая подпись какого-то безымянного доцента биологического факультета. Вот и все — только эта записка да еще почтовые марки на общую стоимость в семьдесят восемь центов, теперь уже гашенных, которые и обеспечили доставку бандероли в его адрес Почтовым ведомством США.

Он мельком взглянул на обложку из искусственной кожи, к которой было приклеено название — «Новый подход к проблеме гемофилии». Вероятно, ему следовало бы назвать диссертацию «Материнская кровь» или «Смерть по наследству», что звучало бы куда более завлекательно. А с таким скучным названием лучше было не высовываться и так и остаться в безвестности. С таким мыслями он выронил отвергнутую диссертацию на стол, а сам завалился лицом вниз на диван-кровать, в котором он спал по ночам.

Он все еще продолжал лежать в этой же позе, когда в дверь постучалась его хозяйка, миссис Бемисд, и окликнула его:

— Почему вы не подходите к телефону, мистер Финлэй? Я ведь знаю, что вы у себя — я слышала, как вы прошли. Неужели вы не слышите моих истошных криков?

Это звонил из редакции «Гэдзетт» Нед Толмэн, где он проводил пять из каждых семи дней, согнув спину над пишущей машинкой в отделе переписки с читателями.

— Эй, охотник на микробов, — сказал он, — ты не против того, чтобы встретиться сегодняшним вечерком? У тебя ведь теперь, когда ты закончил наконец этот свой ученый опус, должна быть в запасе пара свободных минут?

Ларри во всем честно признался.

— Этот опус только что отвергнут, Нед.

Наступило молчанье. Затем снова раздался в трубке голос Неда.

— Но ведь ты только-только отослал его. Я думал, что ученым мужам понадобится не один месяц для того, чтобы составить мнение о проделанной тобою работе.

— Только, похоже, не в моем случае, — сказал ему Ларри.

— Тем более появилась весомая причина встряхнуться, — заявил газетчик. — Послушай-ка, я знаю одно весьма прелестное местечко в Норт-Энде, где очень вкусно готовят. Почему бы тебе не прихватить с собой Иду и покалякать со мною часок-другой?

— Извини, Нед, — ответил Ларри, — что-то мне сейчас совсем не до веселья.

Следующие пять минут Толмэн что-то яростно доказывал, уговаривал, заманивал лестью, принуждал, даже угрожал самым мелким шантажом, но в конце концов уступил. Ларри очень хотелось встретиться со своим лучшим другом, не меньше, чем хотелось повидаться с Идой, которая была ему даже более, чем другом, но он совершенно не хотел встречаться с ними сегодняшним вечером.

Однако он уже не стал больше валяться на диване. Вместо этого он уселся у окна, закурил и стал разбираться, в чем, собственно, он мог совершить ошибку. Вероятно, подумал он, его ошибка заключалась в слишком уж радикальном подходе к исследуемой теме, в непроторенности той дороги, на которую он вышел, для ученых умов из университета.

В сущности все попытки остановить кровотечение у гемофиликов до сего времени сводились к прямому изучению заболевания и немалым усилиям повысить сворачиваемость крови этих несчастных. Тем не менее, поскольку заболевание это подобно «мотыльку», ибо переносится только женщинами, которые сами обладают иммунитетом ко всем его проявлениям, и передается от них детям, обнаруживаясь в каждом следующем мужском поколении, Ларри решил сосредоточить все свое внимание на женщинах, которые увековечивают это заболевание в куда большей степени, чем сами жертвы его.