Смерть — это сон. Белая вдова

Боковым зрением Ларри уловил, как на мостовой совсем близко к тротуару, по которому они с незнакомцем шли, подъехал огромный черный автомобиль. Но у него не оказалось времени заметить ни его марку, ни номер, так как кулак краснолицего, казалось, очень нежно прошелся от его подбородка и вдоль щеки аж до самого уха. И как только кулак и его подбородок вошли в соприкосновение, Ларри вообще потерял возможность замечать что бы то ни было.

Глава 3

Очнувшись, он понял, что лежит на кровати. Даже не открывая еще глаз, он мог сказать, ощущая простыню прямо на своей коже, что он просто сорвал с себя одежду и завалился в чем мать родила. Миссис Бемисд, отметил он про себя, должно быть застелила постель необыкновенно приятными на ощупь простынями и наволочкой.

Наслаждаясь роскошью такого непривычного для него комфорта, Ларри слегка пошевелился, все еще не приподнимая век. Тело его по достоинству могло оценить такую роскошь, чего нельзя было сказать о его голове. Каким это дураком нужно было быть, нахлебавшись так много виски у Иды — а судя по тупой боли в нижней челюсти, он решил, что, должно быть, где-то упал и хорошенько стукнулся.

И к тому же приснился ему сон — такой реальный во всех мельчайших подробностях! События прошедших суток одно за другим стали проплывать в его памяти — жаркий спор у Иды, решение отправиться в Нью-Йорк, томительный переезд в поезде, завтрак в «Квинз Краун», невзрачный плюгавый субъект, грубиян-незнакомец с волосами цвета шерсти ирландского сеттера, пальба в биологическом корпусе…

Как все это странно, решил он — то, насколько склонным к мелодраме может стать рассудок под воздействием алкоголя и нервного перенапряжения. Ну что ж, пора открыть глаза и обнаружить, что смотрит на привычную вязь мельчайших трещин в штукатурке потолка своей комнаты в доме, принадлежащем миссис Бемисд на улице Фенуэй.

Он решил, что с него корона не упадет, даже если и придется принести свои извинения Неду и Иде, и заняться улаживанием других столь же насущных для него дел. Очень медленно, потихоньку, он приоткрыл веки — и обнаружил, что глядит на девственно чистую поверхность белого потолка, в самом центре украшенного очень с виду дорогой цветной розеткой, с далеко выступающим замысловатым рельефом.

Присев на кровати и поддерживая равновесие двумя руками, он произнес «Господи Иисусе!» и стал смущенно озираться вокруг.

Он возлегал на поистине царском просторном ложе из темного красного дерева, украшенном золотыми пчелами — эмблемами Наполеона, Императора французов времен Первой Империи. На этом ложе — насколько он сам мог судить своим изумленным взглядом — мог выспаться целый наряд императорской гвардии или целый гарем жен и наложниц. И ничего удивительного не было и в том, насколько приятными для кожи были простыни.

Стены были также задрапированы атласными обоями, представлявшими из себя перемежающиеся полосы бледно-золотистого и темно-пурпурного цветов, с восхитительными очень глубокими тиснениями, изображающими различные эротические сцены с участием самого современного вида нимф и пастушков, весело и сладострастно резвящихся в совершенно бесстыдной распущенности Века Просвещения. Через единственное изогнутое сверху окно Ларри была видна только листва деревьев, частично закрывавших вроде бы стену из серого камня фасада какого-то замка в Нормандии.

Ларри ступил на мягкий красный цветастый ковер, который простирался от одной стенки до другой, с тревогой посмотрел на себя в замечательное венецианское зеркало величиной в рост человека, которое занимало большую часть противоположной стены. Открыл дверь, обнаружил, что заглядывает во встроенный шкаф, который мог вполне сойти за целую комнату в современной квартире. Он оказался пустым.

Двигаясь вправо, он попробовал еще одну дверь, которая, как ему казалось, вела наружу. Позолоченная рукоятка легко повернулась под его рукой, однако сама дверь открываться не захотела. Она была заперта снаружи. Чувствуя, как в нем зашевелилась паника, Ларри повернул налево и попытался открыть еще одну дверь, которая была во встроенном шкафу. Она легко открылась, и он обнаружил, что очутился в изысканнейшим образом устроенной ванной комнате двадцатого века.

Он вытер неожиданно покрывшийся испариной лоб внутренней стороной предплечья. На какое-то мгновенье у него возникло жуткое ощущение, будто он в самом деле каким-то образом перенесен назад во времени, в наполеоновскую эпоху. Он прошел к сводчатому окну, заглянул за тяжелые полотняные портьеры и увидел, что дерево принадлежало к ровному ряду других таких же деревьев, которыми была обсажена любая поперечная улица на Манхэттене, что здание напротив было попросту псевдонорманнской архитектуры, возведенное каким-нибудь удачливым биржевым спекулянтом во времена промышленного бума. Ларри осторожно попробовал открыть окно — оно даже с места не сдвинулось.