Смерть — это сон. Белая вдова

«Кровь женщин, от которых родятся больные гемофилией, фактически даже и не является кровью в том смысле, который мы подразумеваем под этим термином — это скорее сукровица древних богов, которая смешиваясь с нормальной кровью, образует ни на что непригодную жидкость…»

Он с отвращением отшвырнул газету. Никогда даже в самом воспаленном бреду ему никак не могла прийти на ум такая нелепая гипотеза. Он посмотрел в сторону Долорес Грин, восседавшую в роскошном кресле, и курила сигарету за сигаретой.

— Ну как, дошло то, что вы вычитали, мистер Финлэй? — спросила она.

— Где моя подлинная диссертация? — ледяным тоном спросил он. — Что случилось с нею?

В ее темных глазах промелькнуло некоторое любопытство, которое тут же пропало.

— А разве не вы это написали?

— Вам прекрасно известно, что не я, — уже не на шутку рассердившись, возразил Ларри.

Она только пожала плечами, как будто для нее это было чем-то несущественным.

— А мне откуда знать? Я работаю только здесь. Между прочим, — она сделала паузу, чтобы взглянуть на часы, — мне велено провести вас вниз к завтраку ровно через две минуты.

— Неужели так много нужно было времени для того, чтобы отравить яичницу? — спросил Ларри.

Она поднялась с томным изяществом, сделала весьма недовольную гримасу и произнесла:

— Ну уж… Мы ведь здесь делаем все для того, чтобы обезопасить вас от полиции и всего такого прочего. Мне кажется, вы ведете себя очень-очень плохо.

— Весьма вероятно, — ответил он, все еще продолжая до глубины души гневаться на все и вся, — но мне очень хотелось бы прежде всего узнать, кто же это все так подстроил, что за мною гоняется полиция. — Он сделал паузу, поправил халат, так не соответствовавший размерам его тела, и добавил угрюмо: — Если здесь есть кто-нибудь, кто в состоянии ответить на возникшие у меня вопросы, ведите меня прямо к нему.

— Тогда идемте со мною, — сказала девушка. У самой двери она бросила в его сторону короткий взгляд через плечо, и, несмотря на темноту, в которую был погружен коридор за дверью, у него сложилось четкое впечатление, что она смеется над ним.

Пока они шли к богато украшенной позолотой кабине лифта, Ларри успел мельком заметить еще несколько комнат, все они были обставлены с изысканной роскошью и богато украшены произведениями искусства. Если он действительно и был узником, решил он, то тюрьма его была попросту шикарной. Спускаясь в кабине лифта, он вдруг неожиданно для самого себя впервые почувствовал, сколько женственности было в сопровождавшей его смуглянке, как высоко поднимается при каждом вдохе ее упругая грудь, какой прелестный у нее изгиб щек, какое благоухание источает ее тело.

Он вдруг почувствовал себя ужасно глупо в этом огромном халате — и страшно уязвимым.

Кабина лифта остановилась двумя этажами ниже. Грациозно изогнувшись, смуглянка отворила решетчатую дверцу, провела его по широкому, погруженному в полумрак, коридору, обставленному не хуже приемной во дворце какого-нибудь европейского владыки, и остановилась в величественной сводчатой палате, в центре которой возвышался овальный стол, накрытый белоснежной скатертью, под огромных размеров хрустальной люстрой. Тем не менее, свет исходил только из инкрустированных серебром электрических плафонов, попарно расположенных по покрытым серебристо-синими панелями стенам.

Центральное место на этом покрытом белоснежной скатертью столе занимало огромное двухрядное вращающееся блюдо со множеством отделений для различных кушаний и приправ, в которых красовалось множество посеребренных судков для горячего, закрытых блестящими крышками, фарфоровых ваз, продолговатых серебряных тарелок и овальных салатниц. Слева от себя Ларри увидел сидящего в гордом одиночестве мужчину.

— Мистер Финлэй, — возвестила смуглянка, задержавшись у входной двери рядом с Ларри, после чего, увидев кивок мужчины в знак того, что она свободна, удалилась.

— Входите и присаживайтесь к столу — вот ваше место, — произнес хозяин стола, показывая серебряным ножом на столовые приборы слева от себя. — Извините меня за то, что я не встаю — в моем случае ритуал не является главным.

У мужчины был глубокий раскатистый бас, произношение и артикуляция были безупречными, причина, по которой хозяин не поднялся из-за стола, встречая гостя, сразу же бросалась в глаза. Хозяин Ларри и был очевидно тем человеком, для которого был пошит халат, который сейчас был на Ларри. Весу в нем, решил Ларри, было не менее килограммов ста тридцати.

Ларри нерешительно занял место за столом, в ужасе взирая на необозримые горы всяческой пищи, которыми были заполнены тарелки этого тучного мужчины. Его хозяин лучезарно улыбнулся ему и произнес: