Смерть героя

Итак, Джордж и Элизабет были либо в высшей степени разумны, либо до отвращения безнравственны, – судите, как вам угодно, мое дело – изложить факты. Впрочем, я и не думаю скрывать свое мнение, а именно – что разум куда более надежная основа для счастья, чем «ax-любовь» и «Бог» – эти благопристойные названия глупости и невежества. В некотором роде Джордж и Элизабет были первооткрывателями. По крайней мере они сами так думали, а в данном случае только это и важно. Они всерьез верили, что додумались до новых, более осмысленных и разумных, более человечных отношений между полами. Но были тут кое-какие весьма существенные сучки и задоринки, которых они не заметили. Как почти все, кто молод и неглуп, они были самонадеянны, даже чересчур самонадеянны. Да, бесспорно, они были далеко не глупы и избрали верный путь, но, к несчастью, познания их были сугубо теоретические, главным образом вычитанные Джорджем из книг, либо плоды его домыслов. Это очень и очень опасно, когда двое девственников берутся обучить друг друга сложному искусству, с которым оба знакомы лишь в теории. Опасно потому, что можно загубить самые радужные надежды, оборвать горьким разочарованием отрадные и волнующие чувства и безнадежно испортить самую прекрасную близость. И очень опасно слишком рано встретить человека, который словно предназначен тебе самой судьбой. Вот перед вами супружеская чета: красивые, молодые, явно без памяти влюблены; какая прелесть, приятно смотреть!.. Но подождите! Только подождите! И ждать придется не так уж долго…

Вы еще не забыли Фанни и молодого ученого из Кембриджа…

Итак, Джордж и Элизабет составили план жизни, и некоторое время все шло как по маслу. Если бы не война, все перевернувшая в душе, в судьбе и характере всех и каждого, быть может, их союз и выдержал бы мелкие бури в образе Фанни и того молодого человека, а пожалуй, и других Фанни и других молодых людей, и благополучно существовал бы по сей день. Элизабет распростилась с пансионом в Хэмпстеде и сняла в Блумсбери большую комнату, которая годилась и под студию. Родителям в Манчестер она написала, что делает это ради экономии и для того, чтобы быть поближе к своей «работе», – последнее можно понимать как угодно. А экономия заключалась в том, что теперь меньше изнашивалось постельное белье – ведь она нередко ночевала в «студии» Джорджа. Однажды к ней без всякого предупреждения нагрянула мать. По счастью, Джордж на субботу и воскресенье уехал за город, и мать «застала» Элизабет у мольберта с кистью в руках. Элизабет вела себя с завидной непринужденностью – у женщин врожденный дар притворства! – проворно убрала подальше кое-какие мелочи, которые могли бы выдать присутствие в ее жизни мужчины (трубку, табак, том «Психологии пола» с надписью: «Моей милой Элизабет от Джорджа») и послала Джорджу длинную телеграмму-предостережение. Миссис Пастон гостила у дочери три дня. Разумеется, она кое-что заподозрила. Элизабет неузнаваемо похорошела, стала наряднее одеваться, пересыпа́ла свою речь новомодными словечками и явно была счастлива – так счастлива, что даже матери за три дня не удалось нагнать на нее тоску. С женщиной, которая приходила убирать студию, Элизабет всегда умела поладить, а посему, когда миссис Пастон потихоньку принялась с пристрастием ее допрашивать, та сразу восхитительно поглупела и горой стояла за Элизабет:

– Нет, мэм, ничего худого за ней не водится.

– А как же, мэм, мисс Элизабет такая славная молодая леди.

– Да я тут бываю только по утрам, мэм.

Миссис Пастон была совсем сбита с толку, и хоть в душе ее по-прежнему шевелились подозрения (как смеет Элизабет вдали от своих любящих родителей быть такой довольной, такой хорошенькой и счастливой?), пришлось ей воротиться домой несолоно хлебавши.

Итак, все обошлось.

Элизабет ужасно возгордилась тем, что она больше не девушка. Можно было подумать, что она – единственная молодая особа в Лондоне, утратившая девственность. Но ей, как царю Мидасу, не терпелось с кем-нибудь поделиться своей тайной – пусть завидуют! А потому однажды, когда Джордж укатил на неделю в Париж смотреть какие-то картины, она позвала Фанни пить чай, долго ходила вокруг да около и наконец поведала ей чудесную тайну. С некоторым разочарованием, но и с облегчением она убедилась, что Фанни приняла новость как нечто вполне естественное.

– Я только удивляюсь, что ты ждала так долго, дорогая моя.

– Но ведь я ненамного старше тебя!

– Милочка, да разве ты не знаешь? У меня уже было два-три романа. Просто я не говорила тебе. Не хотела тебя смущать.

– Смущать? – Элизабет презрительно засмеялась, хоть и не ждала ничего подобного. – С какой стати мне смущаться? Уж я-то, во всяком случае, считаю, что каждый волен иметь столько романов, сколько хочет.

– А кто он?

Элизабет замялась и немного покраснела:

– Пока не скажу. Но ты с ним скоро познакомишься.

– Послушай, Элизабет, надеюсь, ты осторожна? Ты не собираешься завести младенца?

Снова презрительный смех.

– Младенца? Вот еще! Неужели ты думаешь, что я так глупа? Мы с Джорджем все это обсудили…

– А, значит, его зовут Джордж?