Смерть и конюший короля

Неужто басовитые голоса гбеду – королевских барабанов – совсем тебя оглушили, как топот слонов на торной тропе? Королевские барабаны глушат все звуки – значит, мой голос тебе не слышен, значит, он бесполезно шуршит во тьме, будто гонимый ветром листок? Значит, ты уже не чувствуешь свою плоть, ибо развоплощение началось, и земля, которую я насыпал в твои сандалии, чтоб ты задержался у нас подольше, рассыпалась прахом и не удерживает тебя? Значит, барабаны иного мира сплетают свой голос с нашими гбеду, встретившись в сокровенной роще осугбо?[15] Значит, их голос, неслышимый людям, грохочет вокруг тебя, словно грозный гром, вторя шагам наших славных предков и сотрясая купол небес? Значит, тьма уже накрыла тебя? Так видишь ли ты отсвет сияния, которое озаряет конец перехода, – сияния, запретного для оставшихся на земле? Значит, оно уже высветило тех, чьи голоса мы столь часто слышим, чьи прикосновения иногда ощущаем и чьею мудростью разрешаем недоумения, когда наиболее мудрые из людей бессильно бормочут «это необъяснимо»? Элесин-алафин, поверь мне, я знаю, отчего у тебя пересохли губы, отяжелели руки и задубели ноги, как дубеет и усыхает пальмовое масло от дыхания харматтана. О, я призвал бы тебя обратно, если б не знал, что слон неостановим – разве его удержишь за хвост? – когда он решил удалиться в джунгли. Солнце, спускающееся вечером к морю, не станет слушать просьбы крестьян, если им понадобится, чтоб оно задержалось. Там, где река вливается в океан, чтобы отведать соленой воды, нам неведомо, кому молиться – Олохуну или богине реки. Стрела никогда не возвращается к лучнику, и ребенок не может вернуться в чрево, из которого он появился на свет. Элесин-оба, ты меня слышишь? Твои глаза отражают небо – значит ли это, что ты уже видишь Хозяина жизни, о достославный вождь? Ты уже встретился с моим отцом? Передай же ему от меня поклон и скажи, что я был с тобой до конца. Слышишь ли ты мой голос, о Элесин, сможешь ли вспомнить Олохуна-ийо, даже если музыка иного мира превзойдет мастерство земных музыкантов? Узнают ли тебя в том мире, о Элесин? Оценят ли по заслугам? Полюбят ли и поймут ли, что безупречная честь – вот твое истинное одеяние, Элесин? Если же этого там не случится, если предназначенный тебе в пищу ямс будут отрезать крохоборским ножом и выберут маленький сосуд для вина, возвращайся к нам, о доблестный Элесин, – мы встретим тебя с почтением и любовью. Если бы мир был ничуть не больше, чем желания земного Олохуна-ийо, мы не отпустили бы тебя…

Голос Величателя пресекается. Элесин продолжает сомнамбулический танец. Погребальная дробь королевских барабанов заглушает все остальные звуки. Танец Элесина не теряет своей плавности, однако его движения тяжко замедленны. Свет постепенно меркнет.

IV