Смерть и конюший короля

Кто верит в смерть?
Ее сипатую свирель
Все слышали в последнем хриплом стоне
Подрубленной арабы. И однако —
– Не я! – кричит крестьянин, спешно бросив
Свой урожай
И взявши ноги в руки.

– Не я, – бормочет доблестный охотник, —

Но ведь темнеет, а ночная лампа
Того гляди загаснет в небесах
Из-за нехватки масла. Лучше я
Вернусь домой, а поохочусь утром…
Вот дурень! – проклинает он себя. —
Накаркал, и погасла в небе лампа!.. —
Не знает он теперь, куда податься:
Вперед, чтоб отыскать немного листьев
Для этуту,[4] а может быть, обратно,
По направленью к дому, к очагу,
Где у огня светло и безопасно…
Короче, он стоит, как изваянье,
Уже дней десять все на том же месте.

– Не я, – скулит от страха куртизанка,

Чуть приоткрывши рот – едва ли робо[5]
Туда войдет грошовый. Разодевшись
Для ублаженья Сборщика налогов,
Она шлет вестника к нему: «Скажи, мол,
Меня вдруг одолел недуг, хотя,
Надеюсь, месячный, а не смертельный».

А почему рыдает ученик,

Чуть не разбивший лбом костяшки пальцев
Учителю? Тот гневно возопил:
– О сын ехидны и гнилого праха,
Как смеешь ты цитировать Коран,
Но доверять языческим приметам? —
А сам удрал домой и, проорав:
– Не я! – призвал на помощь амулеты.

А то еще жил-был служитель Ифы[6]

С руками как у резчика: в них сила
И чуткость уживались. Но однажды
Они – я видел сам – дрожали, будто
Беспомощные крылья у цыпленка.
Он бросил на доску для ворожбы
Отполированную временем опеле,[7]
А посетитель, попросивший предсказанья,
Возьми да и спроси его: – Не ты ли
Призвал тот вечер, что сломал арабу?
– Не я! – вскричал он. – Где уж мне? Я даже
И ветра не слыхал; оглох, наверно,
От старости. Прощай. – Он запер дверь,
Заделал протекающую крышу
И не решился Ифу вопрошать
Еще раз в тот же день, хотя… Постойте!..
Ведь воплощенную премудрость Ифы
Взял на себя Осаньин.[8] Я не знал,
Что в небе кружит коршун и что Ифа —
Птенец в гнезде у Матери-наседки.

Да, не забыть бы, кстати, о вечернем

Посланце плодовитой пальмы – он,
Присев за нужным делом у дороги
В священной роще, с ужасом кряхтел:
– Не я! Ведь это гадкий Элегбара[9]
Загнал меня сюда!.. – Нет, вы представьте,
Как он в тоске бормочет заклинанья,
Прося прощенья у небес за то,
Чего не собирался делать;
И если кто-нибудь увидит близ дороги
Бутыль из тыквы с пальмовым вином,
А рядом скрюченного человека,
Вокруг которого клубится
Туман тревожных заклинаний,
Пусть знает, что я спас от страха
Поля, жилье и винаря.

Величатель. Когда ты был с нами, мы не ведали страха – и дома, у очага, и в поле, и на дороге, и даже в лесу мы не ведали страха.

Элесин