Она подошла к окну, повернула рукоятку рамы. Потянув на себя створку, оставила щель в ладонь шириной, этого достаточно. Нет, мало. Распахнула створку настежь.
На улице дождик начал накрапывать. Если ее недавняя гостья без зонта, промокнет. Хотя она, может, на машине. Хотя, какая она гостья, если без приглашения.
И не звали, и не ждали.
Ирина Кирилловна угрюмо и бездумно стояла у оконного проема, подставляя пылающие щеки нежной октябрьской мороси.
Она помнила. Она ясно и отчетливо помнила, как смотрела с недоумением на эту бронированную створку, лязгающую о дверной косяк – тоже стальной, но стилизованный под лесной орех, в тон панелям коридора – выдвинутым язычком массивного латунного засова.
Помнила, как перехватила острый взгляд, брошенный в свою сторону. И как человек, внимательно на нее смотревший, плавно пересек ширину коридора.
Она вернулась к столу. Взяла мобильник, задумчиво постукала им по щеке. Отдернула, вспомнив, сколько вирусов, микробов и бактерий может содержать один квадратный сантиметр телефонной обложки. Дурацкая привычка. Нужно отвыкать.
– Это Беркутова, – произнесла она, набрав нужный номер. – Ко мне приходили… из органов. Только что. Спрашивали про дверь. Я сказала, что захлопнула ее сама.
Семёнов сидел на неудобном больничном стуле возле окна и тупо перелистывал новостную ленту Вконтакте, чувствуя себя полным и безнадежным придурком.
Но что он мог еще поделать? Чтобы в законодательном порядке осуществлять личную охрану свидетеля требуется его, свидетеля, заявление, либо решение судьи, либо начальника органа дознания или следователя. Девчонка, пребывающая в коме, ну никак не может заявить о своих претензиях на защиту, а все прочие возможности исключены, поскольку с какой стати. Разве она проходит по какому-то делу? Разве ей кто-то или что-то грозит, кроме того, что помрет, не приходя в сознание?
Но этот зараза – майор из службы собственной безопасности – за двадцать минут, проведенных ими в допросной, сумел испоганить безмятежный душевный настрой старшего опера. А как все хорошо шло!.. Мотив, возможность, орудие убийства – все в наличии. И алиби у прочих фигурантов – что немаловажно.
Но явился Коновалов и все испортил.
Жека Семёнов, хоть и пофигист временами, однако непроработанные вопросы в деле не терпел, даже незначительные, особенно возникшие как бы ниоткуда. Забить на них – все равно что пломбой замазать нелеченый кариесный зуб. Десять к одному – проблема вылезет наружу, и хорошо, если без нагноения.
Большого труда не составило выяснить у Турчина имя и фамилию его экономки, а затем навести справки в СКЛИФе, где она и обнаружилась. Турчин было принялся выспрашивать, а зачем это полиции понадобилась его прислуга, к убийству жены отношения не имеющая, но Семёнов, во-первых, указал ему, что вопросы здесь задает он, а затем снизошел и пояснил, что коллеги из ГИБДД попросили разобраться в некоторых нюансах дорожного происшествия, а ему не в лом. Турчин туфту скушал.
Девчонка выглядела паршиво: личико зеленовато-серое, губы синюшные, под глазами черные круги. Много бинтов по всему телу. Она лежала на простынях реанимационной кровати, по сложности больше напоминающей капсулу космического корабля, чем больничную койку, но великолепие медоборудования только подчеркивало, насколько его человеческая начинка плоха.
Медсестра с сестринского поста сообщила Евгению, что больная Конева получила множественные переломы ребер, ушиб позвоночника, закрытые травмы живота, но самое неприятное – сотрясение мозга, вызвавшее отек. В сознание пока не приходила, но врачи надеются ее вытащить.
И добавила: «Мы так и сказали ее дяде. Приятный такой мужчина, каждый день навещает, беспокоится. Фрукты приносит, только зачем ей они… Нам потом раздает. А вы проходите в двести вторую, это бокс одноместный, Конева там».
«О как, – подумал Семёнов. – Дядюшка, значит. Забавно».
Хотя, может, и вправду родственники у этой иногородней в Москве имеются. Разве так не бывает? Сколько угодно. Семьями мегаполис осваивают, станицами.
– А разве в бокс посетителей допускают? – невинным тоном задал он вопрос сестричке.
– Ну, как сказать… – ее глаза забегали, а личико зарделось. – В виде исключения.
«Мздоимцы повсюду», – подумал Семёнов, направляясь по коридору к указанному месту.
Лично ему не пришлось отстегивать медицинской барышне шуршащую купюру небольшого достоинства, ей хватило его служебного удостоверения. А вот следующему посетителю, пожалуй, снова пришлось.
В дверь легонько постучали. Семёнов оторвался от смартфона, кинул быстрый взгляд на вошедшего. Среднего роста, среднего телосложения, джинсы, свитер, кроссовки, на физиономии – голубовато-белая медицинская маска. Свою маску Семёнов стянул на подбородок, как только в палату вошел, хотя дежурная медсестра предупреждала, чтобы он так не делал.
Мужчина растерянно спросил: «А где сиделка?»
К животу он прижимал объемистую сумку-пакет из серо-коричневой шуршащей бумаги – похоже, с гостинцами для болящей.
«Я за нее», – ответил Евгений и хмыкнул.