Смерть и креативный директор

– Бедняжки? Бедняжки этой швали-Лариски?! – выкрикнула Беркутова, бросив трубку на базу. – Да если бы я решилась ее прикончить, разве такой способ выбрала? Я бы ей такую отраву подмешала в питье, что корчилась бы тварь неделю, и никакая медицина не смогла бы вытащить! А ты говоришь – утюгом! Да утюг для нее – это акт милосердия!

Она принялась выдвигать и снова задвигать ящики стола, рыться в них, в поисках чего-то, должно быть, важного. Так и не найдя, выпрямилась в кресле и взглянула на Олесю в упор.

– Кто вы такая, и чего вам надо? – спросила холодно.

«Быстро же она взяла себя в руки, – оценила ее самообладание Олеся. – Если такая решится на убийство, не передумает, и рука не дрогнет. Но при чем тут отрава?»

Звягина проговорила, пожав плечами:

– Я из газеты, как и сказала ранее. Мы начали раскручивать бульварный листок. Кстати, и назвать так решили: «Бульварный листок». Но фейков должно быть на его полосах по минимуму. Только «жареные» факты. В противном случае, нас никто покупать не станет. Главред разжился информацией о недавнем убийстве в особняке муниципального чиновника. Где ее взял – не скажу, сама не знаю. Но, судя по вашей реакции, он не ошибся.

– И какова же моя реакция, по-вашему? – нервно произнесла хозяйка кабинета.

– Вы ведь не стали отрицать, что убийства не было? Значит, информатор не наврал.

– А… Вы в этом смысле…

– А в каком же еще? Или вы решили, что я имею в виду вашу реакцию на то, что я вас в убийстве обвинила?

Беркутова промолчала.

– Ну что вы, Ирина Кирилловна, – снисходительно улыбнулась Олеся. – Нужно человека знать хорошо, чтобы ему устраивать провокации и оценивать, как он в итоге себя поведет. А я вас вижу в первый раз.

– Зачем же тогда… – голос Беркутовой сорвался. – Зачем было такие заявления делать? Я и без того вся на нервах. Хотя вам это неинтересно.

– А как еще я могла вас разговорить? – поразилась Звягина ее недогадливости.

– Беспринципная маленькая дрянь! – выпалила та.

– Я ведь могу обидеться, – с ехидцей в голосе проговорила «журналистка», удивляясь, как быстро вошла в роль желтопрессной акулы. – И расскажу миру о своих предположениях. Но так расскажу, что непонятно будет, предположения ли это, или факты. Я умею. И за клевету меня не привлекут. Вы верите?

– Сколько? – бесцветным голосом поинтересовалась Беркутова.

– Что, простите? – не поняла визави.

– Сколько вы хотите за молчание.

Олеся растерялась. Кажется, импровизация завела ее в тупик.

– А о чем я должна молчать? – после паузы спросила она.

– Обо всем. Найдите для себя иную тему. Я хочу поскорее все забыть.

– Мой главред пришлет другого журналиста, – уверенно произнесла Звягина. – Да еще и с хорошей оптикой в фотокамере. Давай лучше со мной дружите, госпожа Беркутова. А свою статью я начну так: «Соперничество между Ларисой Турчиной и Ириной Беркутовой началось задолго до убийства первой. Лариса, будучи женщиной броской и сексапильной, увела у невзрачной Ирины любовника, за что и поплатилась».

– Чушь, – скривила губы в презрительной улыбке Беркутова. – Двойная чушь. Яркого окраса особей Михеев в упор не видит. А эта тварь была довольно яркой.

– О покойниках плохо не говорят, – попеняла ей Олеся. – И отчего же этот уважаемый господин женской красоты не замечает? Он… болен чем-то?

– О покойниках или ничего, или правду, – отрезала Беркутова. – А я как раз говорю правду. Что касается Аркаши, то ему в кайф довести до койки мужененавистницу. Еще лучше – ханжу строгих правил, но их сейчас не сыщешь. Полагаю, что никаких чувств к этим убогим он никогда не испытывал, кроме разве презрения, но власть над бабами его пьянит, а результат забавляет. А Лариска отнюдь не из этой когорты была, пусть ей раскаленная сковородка пухом будет.

– Похоже, она все-таки перешла вам дорогу где-то. Жениха увела?

– Мужа соблазнила. Мы с Колей хорошо жили. Восемь лет, целых восемь лет на зависть многим. В прошлом году шеф по случаю юбилея фирмы банкет закатил. С супругами велел приходить. Свою гадину тоже привел. Я позже узнала, что это у нее развлечение такое: если столкнется со счастливой семейной парой, сразу мужика начинает охмурять. Упивалась сволочь грязными победами. А может, ей просто нравилось гадить.

– И откуда вам это известно? Или вы такое себе сочинили, потому что она лично вам гадость сделала? Так это, может, единичный случай, никакой закономерности нет, и не было.

– Во-первых, для меня это не просто случай, а трагедия. Я мужа простить не смогла, характер у меня дурацкий, тяжелый. И он тоже дурак. Взял и признался, типа – покаялся. Решил совесть облегчить, а в результате мы разошлись. А во-вторых, я справки про нее наводила.

– Зачем? – Олеся насторожилась. – Готовились отомстить?

– Готовилась, – легко призналась Ирина. – Готовилась. А потом передумала. Любил бы меня Коля, отразил бы ее атаки. Не предал бы.

– Вы уверены, что правы? – тихо спросила Олеся.

– Я так считаю.

Женщины помолчали. Нарушила тишину Ирина.