Смерть и креативный директор

– Со мной депрессия случилась в результате. Препараты принимать не хотела, и жить не хотела. А тут Аркаша подвернулся, вернее – я ему. Турчин ездил в Ново-Рогачево знакомство укреплять шашлычком и водочкой, меня прихватил, потому как правая рука. Аркаша – он обаятельный, мерзавец. Вкрадчивый. Следует отдать должное этой истории – она меня в чувство привела. Про меня вам экономка доложила?

– Какая экономка? – в непонимающем жесте приподняла брови Олеся, вовремя сообразив, что мнимой журналистке про шашни Михеева с Беркутовой мог сообщить только ее мифический главред.

– Проехали, – усмехнулась хозяйка кабинета.

«Проверяет, надо же, – с опаской подумала Звягина. – Она умная баба, не расслабляйся, Олеся».

Умная и безжизненная. Оледеневшая, окаменевшая. Одежда на ней из хорошего магазина, а в комплект подобрана кое-как. Поверх кашемирового платья грязно-розового цвета с вырезом под самое горло – пиджак из синтетики, темно-синий, полуприталенный. Ансамбль смотрелся тяжело, особенно в сочетании с ее темно-каштановыми коротко стрижеными волосами. Без украшений, без маникюра, почти без косметики. Оправа очков неподходящая, черты лица уродует. На ногах ботинки черной кожи, неинтересные, пенсионерские. Не женщина, а функция, ограниченная должностными обязанностями и немножко – потребностями личного быта. Интересно, а дети у нее есть? Похоже, что нет.

В наступившей тишине Олеся протянула руку к своей сумке, которую Беркутова, выпотрошив, оставила лежать на своей стороне стола. Спросила:

– Не возражаете, если я имущество свое соберу?

– Так почему вы назвались Петровой, когда – Звягина? – поинтересовалась та, сумку не отпуская.

– Петрова – мой псевдоним, – нашлась Олеся.

– Для псевдонима не особенно-то он звучный. Не верю. Просто вам не хотелось оглашать свою фамилию, не пойму только почему. Не объясните?

Звягиной надоело ломать комедию. И эту тетку ей было жалко – искренне и от всей души. И она сказала: «Да. Но сначала взгляните на это».

Сочувствие сочувствием, но, если ты, дорогая, явилась к одной из подозреваемых с намерением продемонстрировать ей псевдовещдок, чтобы оценить реакцию, то демонстрируй и оценивай.

– Что это? – брезгливо морщась, спросила Беркутова, не прикасаясь к серовато-белой футболке сплошь в бурых разводах, которую Олеся вытряхнула на стол из полиэтиленового пакетика.

– Об эту вещь убийца вытер окровавленные руки, а затем отправил ее в стиральную машину – там же, в офисе экономки.

Беркутова вздернула бровь, усмехнулась.

– Говорите – не общались с Любашей? И в «офисе» ее не были? – язвительно произнесла она, однако на футболку стала смотреть с любопытством.

Прокол, Звягина. Вот так разведчики и горят на мелочах.

– Вы зубы мне не заговаривайте, – припомнив служебные интонации мента Коновалова, сурово проговорила Олеся. – Знакома вам эта футболка? Да или нет?

Интересно, а вот Максим, например, выдержал бы наезд развратной Лариски, не тем будь покойница помянута?

Вот дуреха. С какой стати ты себе эти вопросы задаешь? При чем тут Коновалов?

– Если вы из полиции, то я вообще ничего не понимаю, – сказала Беркутова спокойным тоном, поднимая голову от скомканной Олесиной футболки, выпачканной крутой чайной заваркой, а затем слегка постиранной над рукомойником. – Убийцу Ларкину установили, следствие завершено. Если Родионова упорствует и вину не признает, футболку ей покажите, чтобы к стенке припереть. Но лично я этой женщине сочувствую и хочу заметить, что отомстила она не только за себя, но и за меня. И полагаю, что и за других, коих немало.

– Иными словами, по заслугам получила покойница?

– Абсолютно верно.

– Жаль только, что ваш аргумент суд не учтет, и мою Татьяну за убийство посадят. Я не из полиции, Ирина Кирилловна. И не из газеты. Я сестра подозреваемой. И в ее виновность я не верю ни на долю процента.

– Вот как? – вздернула брови Беркутова. – А ко мне вы зачем пришли? В поисках заменительной жертвы для следователя? А тряпка эта у вас откуда? Дайте догадаюсь: Аркашина экономка передала. Конечно, не бесплатно. И сколько вы Любке за нее выложили?

Сворачивая футболку тугим валиком, чтобы заправить обратно в пакет, Олеся проговорила твердо:

– Я правды хочу доискаться, а не факты подтасовывать. И замечу: мне почему-то кажется, что на моем месте вы поступали бы так же.

– Доискались? Вот только что здесь – доискались? – иронично поинтересовалась собеседница.

– Думаю, вы не убивали, – игнорируя ее интонации, ответила Олеся.

– Ну, спасибо. А то сама не знаю. Извините, девушка, но вам пора. У меня дел – выше головы. Шеф после трагедии никак не оправится, из дома не вылезает, на успокоительных сидит, а фирма на мне.

Ага, конечно. На успокоительных он. После трагедии.

– И очень жаль, что его нет на фирме, – продолжила Беркутова. – Иначе препроводила бы я вас к нему в кабинет и полюбовалась бы, как вы до правды доискиваетесь и футболку демонстрируете. Он ведь тоже участником событий был, если вы не в курсе.