Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

У этой книги нет начала и конца, я записываю ее в разные стороны. Мое пусто место свято, центр мирозданья — это я. Абзацем называется часть текста между двумя-тремя страницами. Всю строчку зачеркнула — значит, надо. Я сделала свою мечту плоской и заложила между страницами книги. Книга открывается, мечта разворачивается — такие объемные картинки мне покупали в детстве. Надо потянуть их за ниточки — и они задвигаются. Как я нарисую мир, так он и заработает. Бог — это учитель, но оценок не ставит. Он смотрит наше кино искренне, как ребенок, смеется, где надо смеяться, и плачет, где надо плакать.

Скоро вы поймете, зачем читаете эту книгу. Любовь с очень маленькой буквы вырастет к окончанию, как морковь. Страницы превратятся в самолетики, и у каждой будет отдельная судьба. Героиня несколько раз станет иной, но всё в ее мире останется по-прежнему нелепым и прекрасным, никуда не применимым.

На сорок восьмой странице ее в первый раз убьют, но на сорок девятой она будет продолжать свою историю как ни в чем не бывало. Хэппи-эндов будет много, и все ложные. Крутите пальцем у виска, крутите диски на пальце и пойте «пусть всегда будет солнце». Никогда не ешьте кофейную гущу, если не хотите попасть в свинцовый шрифт утренних журналов. Есть и вращение, и музыка — значит, мир жив. Солнце соленое, зовут его Ра.

Сухобылка

Ее серебристый голос заполнил все уголки сознания Евлампия, и он наконец вспомнил, кто он и зачем сюда пришел. На самом деле он был не Евлампий, а Аграфена Ивановна Глинкина, спевшая песню «Травка-сухобылка». И пришла она умирать, потому что ей именно сегодня было суждено родиться на небесах. Всё было кончено, она встала, пригладила бороду, перекинула Ефросинье только что напрасно украденную золотую монету, подобрала колечко и тихо пропела: «Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе, Боже!». Но взлететь у нее не получилось.

— Надо сложить руки чашечкой возле груди, скосить глаза на переносицу и вдохнуть в самый верх легких, — шепотом подсказала Ефросинья, не сводя с нее синего третьего глаза. Аграфена честно пыталась и даже немного подпрыгивала над полом. Она совсем вспотела от усилий. Ефросинья обняла ее сзади и поднялась вместе с ней.

Они начали летать по комнате, и сверху стало заметно, какая она тесная и захламленная. Кошки таращились глазами-блюдцами снизу. Кое-кто из них уже разодрал букетик красной рыбы, хвостики торчали из маленьких пастей. Когда Ефросинья заметила, что некоторые кошки сидят уже не на полу, а на стенах, они с Аграфеной тоже сели на стену и начали со смехом отнимать у животных пахнущие солью хребты и бросать в потолок Ефросинья так увлеклась кошками и рыбными запчастями, что не заметила, что сидящая рядом Аграфена мертва.

Упокой

— Аграфена, ты что? — испуганно прошептала Ефросинья.

— Всё в порядке, дорогая, — еле шевеля губами, ответила мертвая, — мне хорошо. Мы всё сделали правильно, спасибо, что научила меня летать.

Посерьезневшая Ефросинья слезла со стены на пол, перекрестилась, надела меховое платье, приличные туфли, обернутые золотинкой от шоколадки, паутиновый платок с сухими мухами, бубенчики на ноги, взяла четки и спокойным голосом сказала Аграфене, всё еще сидящей на стене:

— Тогда пойду поставлю свечку за твой упокой.

— Спаси тебя Бог, — прошептала Аграфена, и Ефросинья вышла.

На улице оказалось воскресное утро, пахло ветром и птицами. Куски прекрасных запахов бились о кожу, как ленты на ветру. Облака на небе были так необычно закручены, словно Бог занимался вязанием. Захотелось попробовать полетать и поблуждать во влажных лабиринтах, но она то ли застеснялась, то ли поняла, что сейчас не сможет. Дело решили уличные торговки, как всегда, заулюлюкавшие при ее виде, она решила, что летать пока не стоит, и прошла, пританцовывая, мимо.

Церковь

В церкви было полно народу, в центре стоял человек, странно развернувшийся немного вбок. Он сосредоточенно слушал службу и крестился, кланяясь куда-то наискосок, в сторону клироса. Присмотревшись, Ефросинья поняла, что он слепой и ориентируется только по пению хора. Остальные прихожане делали вид, что их это не касается, но, тем не менее, вокруг слепого образовалась мертвая зона — никто не стоял рядом. Он выглядел одиноко, этот человек, не подозревающий о своем нелепом положении.

Человек пришел молиться, сказала себе Ефросинья, он пришел к Богу, а Бог везде, а не только там, куда обращена лицами толпа. Поэтому она скосила глаза на переносицу и подняла их на иконы из солидарности со слепым.

Теперь они стояли рядом — косая и слепой. На «Отче наш» молодой человек, долго до этого любовавшийся Ефросиньиным задом, протиснулся от входа поближе, чтобы увидеть лицо, и отшатнулся, как ошпаренный. Ефросинья чуть не хихикнула, с трудом напуская на себя благообразие, и тут почувствовала руку в своем меховом кармане.