Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной

Трое пеших идут по доске из тонкой кожи, их толкают локтями, чтобы они не рассыпались.

Они красят губы и зубы, питаются бумажными голубями и просроченными надписями.

Теперь внимание, вопрос:

Как мне всё это выразить в моем покрытом незабудками сердце?

Она угадала.

Ответом была книга.

Смерть

Ефросинье приснилось, что она умерла. Когда проснулась, оказалось: и правда. Она сама испугалась собственной смелости. Чувство любви оказалось сильнее отвращения перед тлением.

«Я больше не боюсь своего страха», — громко написала она в дневнике своих смертей левой рукой. Добавила: «Когда я умерла, никто долго не хотел в это верить. Даже я сама», — и вложила между страниц зеленый листок

Завещание

Если я умру, не считайте, что это навсегда. Все мы встретимся еще не раз в другие времена и в других телах, а в остальное время будем еще ближе друг к другу в Супе Мира.

Если захотите плакать — знайте, что плачете вы о себе, а не обо мне. Каждый умеет жалеть лишь себя — такого, каким он останется если меня не будет. Знайте, что я никуда не делась. У меня на некоторое время свои дела, что-то вроде экзамена по окончании школы. Мое обветшалое тело стало ненужным мне, и я отбросила его. Захотела сменить его на новое или временно пойти туда, где тела не нужны. Разве нужно об этом плакать? Я против того, чтобы оказывать почести брошенной оболочке. Если всё же хотите сделать что-то в связи с моей смертью, помолитесь за меня по близкому вам обряду. Вас слышит Великий Всё. Атеистов слышит наука.

Самое лучшее — закопать тело в землю где-то далеко от города и сверху посадить дерево. Корни быстро расщепят то, что было моими костями. И я не буду отнимать место на земле у живых. Кто-то запомнит это дерево (которое ничем не отличается от других), кто-то забудет. Ни к чему привязываться к деревьям.

Вы всегда можете обращаться мысленно ко мне, возможно, я буду близко и услышу. Попрощайтесь, кто как может, расскажите что хотите — может быть, вы не решались мне это сказать при жизни.

Высказывания некоего Иеронима Инфаркта

Увидел армию статуй.

Наслаждался запахом чашки.

Постановил считать себя покойным.

Спрятался в желудке у автомобиля.

Благодарил бутерброды за любезность хозяев.

Скончался вторично, успешно повесился.

Хотел фасоли, жениться и зеленку, вместо этого ушел

из чайника жить в дом.

Взболтал языком белки и соседей.

Всем назло стал пятнистым.

Выпендрился, а потом впендрился.

Полз-полз и уснул.

Почувствовал тотальность бензина.

Распинался по-черному.

Удивился многоэтажности.

Стонал со смаком, свербил себе челюсть.

Был настолько негодяем, что не трогал девушку руками

в течение всей ночи.

Работал продавцом ножных часов.

По вечерам отдыхал покупателем.

Носил меховую юбку, гладил трусы по шерсти.

Приготовил салат из живых сусликов.

Заложил свой скелет в ломбарде.

Пузырился в выходные, искривил косяк журавлей.

Изучал технику суицида и пришел к выводу, что лучше

использовать не мыло, а дневной крем.

Выкурил штору.

Соответствовал семи признакам империализма.

Спас корову с кладбища.

Касался чебурашки.

Послужил прекрасным образцом для своего портрета.

Великий Щу

Великий Щу был могучим и красивым воином. Он был печален, потому что всегда побеждал. Его маленькая серьезная жена прикрывала его с женской стороны, а он закрывал собой сразу многих от ветра смерти. В его умных руках и вещи тоже становились осмысленными, разумнее людей. Для него не существовало больше тайн внутри человеков, он видел насквозь и их красоту, и их нелепость. Бороться с ними было бесполезно, пришлось начать понемногу им помогать. Щу изо дня в день смотрел сквозь телесные оболочки на маленькие жизни и хрупкие косточки, водянистые внутренности и искривленные позвоночники. Он вправлял суставы, вытаскивал глупости и ставил на место позвонки. Человеческие болезни он всегда побеждал, но этот враг брал численностью и скоростью размножения. Щу изо дня в день вытягивал длинные корешки болезней, наводил порядок во внутренностях, давал шлепка под зад и отправлял пациентов домой целенькими. А они приходили вновь и вновь — те же с другими болезнями и другие с теми же. «О, у тебя право с левом не дружит! И душа в теле плохо держится! И низ с верхом отдельно друг от друга ходят… Ну ничего, сейчас поправим», — говаривал Щу вслух или про себя, внимательно глядя пронзительными голубыми глазами. Ему было грустно, но интересно, он читал жизни, как книги. Его мелкий говорящий пёс слишком зажился на свете, давно перестал быть собакой, и, кажется, вообще был уже не совсем живым. Щу поддерживал его своими мыслями, и пёс продолжал бегать и съедать в день больше, чем хозяин. Сам хозяин почти не ел, только пил крепчайший кофе и курил трубку. Питался он вытащенными из людей болезнями. Болезни были то вкусными, то отвратительными. Люди — тоже.