Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)

Упомянутый полицейский был молод и имел смутное представление о том, что с миллионером – политически важной величиной – нельзя обращаться как с рядовым гражданином. Ввиду этого он направил его и его спутников к своему начальнику, инспектору Коллинзу, седеющему мужчине, усвоившему себе свирепо-благожелательный тон: он, мол, настроен добродушно, но чепухи не потерпит.

– Так-так! – заявил Коллинз, глядя прищуренными глазами на трех стоящих перед ним мужчин. – Забавная, однако, получается история!

Патер Браун уже ушел по своим делам, но Сайлас Вандам даже приостановил на час гигантские обороты рынка, чтобы дать показания относительно необычайного происшествия, которому он был свидетелем. Секретарские обязанности Феннера, так сказать, окончились вместе с жизнью его патрона, а великого Арта Эльбойна, у которого ни в Нью-Йорке, ни в каком-либо другом месте не было никаких дел, кроме пропаганды «Дыхания жизни», ничто не отвлекало в данный момент от выполнения его гражданского долга свидетеля. Вот почему все трое выстроились в канцелярии инспектора, горя желанием поддержать друг друга.

– Должен прежде всего сказать вам, – весело заявил инспектор, – что со всякими чудесами ко мне лучше не приходить. Я – человек прагматичный, к тому же полицейский, а такие штуки – дело священников и пасторов. Этот ваш патер здорово всех вас настроил, но я оставлю в стороне его и его религию. Раз Уинд вышел из комнаты – значит, кто-то его выпустил. Раз Уинда нашли висевшим на дереве, значит, кто-то его повесил.

– Совершенно верно, – согласился Феннер, – но раз мы все свидетели, что никто не выпускал его из комнаты, то возникает вопрос – как же его могли повесить?

– На шее у него была петля – это факт, – продолжал свое инспектор. – А я, повторюсь, человек прагматичный и исхожу из фактов. Тут не может быть замешано чудо – значит, тут замешан человек.

Эльбойн отошел несколько вглубь комнаты, и его крупная фигура служила как бы естественным фоном для подвижных и худощавых фигур переднего плана. Он стоял, задумавшись, опустив голову. Но при последних словах инспектора поднял ее, тряхнул своей гривой и, будто очнувшись, удивленно оглянулся вокруг. Когда он подошел к своим спутникам, у них сложилось неясное впечатление, будто он стал еще более громоздким. Они слишком поспешили отнести его к разряду глупцов или скоморохов. Но он был отчасти прав, когда утверждал, что в нем есть такая сила дыхания и жизни, которая, как западный ветер, может в один прекрасный день смести все то, что полегче.

– Так вы, значит, человек прагматичный, мистер Коллинз? – сказал он вдруг голосом мягким и сонным. – Вы уже трижды упомянули об этом в нашей беседе, так что ошибиться трудно. Обстоятельство, интересное для биографа, готовящего ваше жизнеописание, с письмами, беседами, портретами в пятилетнем возрасте, дагеротипом[12] вашей бабушки и видами родного города. Не сомневаюсь, что биограф не упустит этого факта, наряду с теми, что у вас был приплюснутый нос, с прыщом на конце, и что ожирение лишало вас подвижности. Но, раз вы прагматичный человек, попробуйте вернуть Уоррена Уинда к жизни или объяснить нам, как пройти сквозь запертую дверь. Но думается мне, что вы ошибаетесь, вы вовсе не прагматичный человек. Вы – шутка Небес. Вот вы что такое. Всевышнему вздумалось позабавиться, когда он занялся вами.

И Эльбойн поплыл к двери, прежде чем удивленный инспектор обрел дар речи.

– По-моему, вы совершенно правы, – поддержал его Феннер. – Если таковы прагматичные люди, то я предпочитаю попов.

Была сделана еще одна попытка подготовить официальную версию происшествия – уже после того, как власти окончательно установили, кто поддерживает первую версию и что может из этого выйти. Пресса уже подхватила известие, сделав из него сенсацию. Интервью с Вандамом о пережитом им необычайном приключении, статьи о патере Брауне и его мистической интуиции вскоре заставили лиц, призванных руководить общественным мнением, принять меры к тому, чтобы направить его в более здоровое русло. При следующем допросе к свидетелям подошли более тактично. Их поставили в известность, что профессор Вэр, занимающийся аномальными явлениями, особенно заинтересовался данным случаем. Профессор Вэр был весьма известным психологом, уделявшим много времени вопросам криминологии. Лишь впоследствии свидетели обнаружили, что он имеет связь с полицией.

Профессор оказался учтивым джентльменом с клиновидной бородкой, всегда в костюме какого-нибудь спокойного серого оттенка и в причудливом галстуке. Человек неискушенный мог бы принять его за художника-пейзажиста. Помимо учтивости, в нем обнаруживалось чистосердечие.

– Да, да, знаю, – говорил он с улыбкой. – Догадываюсь, что вы испытали. Полиция не очень-то блещет, когда речь идет о расследованиях, требующих психологического проникновения, а? Разумеется, старина Коллинз требовал «одних только фактов». Какая нелепость! В таких случаях нам необходимы не только факты. Гораздо важнее послушать о всяких фантазиях…