Смерть и Возрождение (СИ)

— Вау! — воскликнул Оуэн. — Круто! А ты смотрел «Кошмар перед Рождеством»? Там такие классные страшные чудики.

— Не смотрел. Слушай, что такое ситтин? Грен мне не объяснил. Я думал, так дом называется, потому что он деревянный.

— Неа, дом — он просто дом, малый ситтин. А большой — он почти до самой дороги, мы с папой там наперегонки бегаем, по холму. — Оуэн сосредоточенно почесал в и без того взлохмаченном затылке. — Ну смотри. Мама и папа — они сидхе, так? Это такой волшебный народ, который живет в холмах. В холм кто угодно попасть не может, потому что от людей и вообще от чужих ситтин закрыт. Он открыт только на Дорогу, для дорожников. Ну вот, этот дом и холм — они сделаны как ситтин, закрыты. Ну то есть можно вызвать скорую или там полицию, если надо, но обычно же не надо. А кому просто любопытно, те ситтин не видят. Ну, правда, когда приходили из школьной инспекции, насчет меня, папа ситтин открыл, но они только один раз пришли.

— А зачем все это? Чтобы никто не видел волшебства?

— Ну да, люди не верят, набегут изучать и все такое, а у нас гости с Дороги отдыхают, их нельзя беспокоить. И вообще эти гости — они иногда такие странные! Вот сейчас у нас Муора, она с самой зимы, а когда будет Бельтайн, она уйдет. Она пришла — аж прозрачная такая вся, я даже испугался, жутко было. А потом смотрю — ну Муора, ну и что? Она в саду сидит все время, оживает понемножку. У нас такой дом, чтобы в нем можно было ожить. Но обычных гостей сюда нельзя, очень обидно. Я уже был в гостях у одноклассников, а сам никого позвать не могу, потому что гости. Мы даже на мой день рождения не устраивали праздник для всех дома, а сняли целое кафе в Пасифике, здорово было. А у тебя когда день рождения?

— Восемнадцатого мая.

— У, круто, совсем скоро. Сейчас восьмое апреля, нет, девятое, восьмое было вчера. А ты любишь купаться? Я жуть как люблю, но мама пока говорит, что бассейн еще холодный, мы с мая купаться начинаем. Меня мама плавать учила, так здорово! А еще я хожу в бассейн в школе, и на айки-до хожу тоже, мне нравится, так здорово. Ты будешь ходить на айки-до?

— Я не знаю, что это такое, — помотал головой Лерой. — И потом, Грен говорил, что я пойду в школу только осенью.

— Ну да, после Дня Труда, — закивал Оуэн. — Айки-до — это такая борьба, очень круто. И еще я немного на бонгах играю, это барабанчики такие, по ним ладонями стучать надо. Только у меня пока плохо получается, это потому, что я играю мало, забываю все время. Папа говорит, что музыканту нужно заниматься не меньше четырех часов каждый день, но это же ужас как долго, правда? У меня не получается. А папа иногда и дольше играет, и мама тоже. Я когда спать уже лег, слышу, как они в гостиной играют — она на гитаре, а он на арфе. Арфа — это круто, правда? Я когда выучусь, буду с ними играть.

— Четыре часа — это и правда много. Но папа, то есть Грен, он прав. Я тоже играю, на флейте. В школе и потом дома, домашку. Только я не знаю, как я теперь буду заниматься, раз я в школу не буду ходить.

— Папа что-нибудь придумает! — оптимистично сказал Оуэн. — У тебя какая фамилия?

— Фитцджеральд.

— Язык сломать! А я Эккенер, как папа. Когда мне документы делали, записали папину фамилию, я не против. А ты какую фамилию себе хочешь? Шук, как мама, или Эккенер, как папа?

— Я Фитцджеральд, — твердо сказал Лерой и оглянулся на отцовскую фотографию. — Это фамилия моего отца. Я его не предам.

— Уууу, — покрутил головой Оуэн.

Киану перевернулся на живот, потянулся, потерся подбородком о лицо Лероя, взмахнул хвостом и спрыгнул на пол. Помяукал у двери, чтобы Оуэн ему открыл, и вышел.

— Ты такой серьезный, — сказал Оуэн, возвращаясь на кровать, — прям как Киану. Только он мэйнкун, это порода такая, а ты чего? Или ты обижаешься, что у меня в комнате и игрушки, и стол для уроков, и железная дорога, и планшет есть, и плеер с наушниками, и книги, а у тебя нет ничего? Ну так это же просто гостевая. Ты не обижайся, мама с папой тебе все купят, правда. Я когда тут оказался, у меня совсем ничего не было, а потом мы раз — и пошли в магазин, и все-все купили! И Беззубика, и остальных драконов, и диски с фильмами, и музыку, и вообще!

Лерой потрогал синяк на лице. Он уже почти не болел, но, наверное, еще был виден. И точно: Оуэн тут же спросил:

— Ты упал? Или тебя ударили? Я иногда падаю на айки-до, такие синячищи бывают! Но мама их мажет специальной мазью, и все проходит.

— Меня избили, — коротко сказал Лерой. — Так что вряд ли мы куда-то сегодня пойдем. Я не хочу выходить в город с таким лицом. Про Грена могут подумать, что это он меня бьет. Я не хочу его подводить.

— А, ну понятно, — Оуэн несколько раз подпрыгнул на кровати. — О, пойдем ко мне, поиграем в железную дорогу. Мне ее Грен на день рождения подарил. Там такие маленькие вагончики, но совсем как настоящие. Ты видел настоящую железную дорогу? Я видел, меня Грен возил, показывал. Мы долго-долго на поезда смотрели. А еще Грен обещал, что летом возьмет меня и маму смотреть на китов. Ты бы хотел посмотреть на китов? Я — очень. Они классные!