Смерть и золото

– Джино! – крикнул он. – Джино! – Но ответа не последовало. В ночи звучал только этот ужасный ритм – бил прямо в уши, так что граф даже решил, что вот-вот сойдет с ума. Он попытался закрыть уши, зажав их ладонями, но звук проникал сквозь них, словно чудовищный пульс, как сердцебиение этой дикой и жестокой страны.

Не в силах больше это выносить, он пополз в заднюю часть танка, нащупал крышку люка и рывком распахнул.

– Джино!

Ответ последовал незамедлительно. Голова маленького сержанта высунулась из одеял, под которыми он спал на каменистой земле между стальными гусеницами. Граф услышал, что у него стучат, как пишущая машинка, зубы.

– Пошли водителя, пусть приведет майора Кастелани. Прямо сейчас.

– Сейчас.

Голова Джино исчезла и через несколько секунд появилась снова, да так внезапно, что граф испуганно вскрикнул и навел на сержанта заряженный пистолет.

– Ваша светлость! – пропищал Джино.

– Идиот! – хриплым от страха голосом прорычал граф. – Не понимаешь, что я мог тебя застрелить! У меня реакция как у леопарда!

– Ваша светлость, можно мне залезть в машину?

Альдо Белли с минуту обдумывал эту просьбу, потом решил отказать.

– Приготовь мне кофе! – велел он, но когда сержант принес ему кружку, он обнаружил, что непрекращающаяся какофония барабанного боя, забивающего уши, так подействовала ему на нервы, что он не может удержать ее в руках и край дробно стучит по зубам.

– Коровья моча! – рявкнул граф, надеясь, что Джино не видит, как у него трясутся руки. – Ты что, отравить меня решил? – И он выплеснул дымящуюся жидкость в сторону, а в этот момент из темноты, окутывавшей ущелье, выросла огромная фигура майора Кастелани.

– Люди построены, полковник, – пробурчал он. – Через пятнадцать минут начнет светать…

– Хорошо, хорошо, – перебил его граф. – Я решил немедленно вернуться в штаб-квартиру. Генерал Бадольо будет меня ждать…

– Превосходно, полковник, – в свою очередь перебил его майор. – Я получил сведения от разведки, что большие массы неприятеля просочились сквозь наши позиции и теперь действуют у нас в тылу. Так что у вас будет отличный шанс разобраться с ними. – К настоящему времени Кастелани уже понял, что представляет собой этот граф. – Хотя, конечно, с небольшим эскортом, который мы в состоянии выделить, это будет отчаянное предприятие.

– С другой стороны, – вслух размышлял граф, – мне, несомненно, всем сердцем хочется остаться здесь, с моими парнями. Настал момент, когда истинный воин должен доверять своему сердцу, а не голове. Предупреждаю вас, Кастелани, я сегодня в крайне боевом настроении!

– Вот и отлично, полковник.

– Я выступаю немедленно! – объявил Альдо Белли, боязливо посмотрев в темные глубины ущелья. И решил держать свой командный танк точно в середине броневой колонны, чтобы он был прикрыт и с фронта, и с тыла.

Барабаны продолжали греметь, и этот грохот отдавался в голове графа, бил и колотил его по мозгам, так что хотелось громко кричать. Казалось, что грохот исходит от самой земли, от жутких каменистых отрогов, темнеющих впереди, он сотрясал каменные стены ущелья и отражаясь от них, бил графа по голове как молотом.

Вдруг граф понял, что темнота отступает. Он уже различал силуэт одинокого кедра на каменистом склоне над их позицией, там, где несколько минут назад висели одни только черные тени. Дерево выглядело как какое-то бесформенное чудовище, и граф быстро отвел взгляд, подняв глаза вверх.

Между краями горных стен четко вырисовывалась узкая полоска неба, бледно-розовая дорожка между нависающими черными каменными массивами. Граф опустил взгляд и посмотрел вперед, где с невероятной быстротой отступала тьма и, как это обычно бывает в Африке, начинала сиять утренняя заря.

Грохот барабанов внезапно стих. Переход от грохочущего моря звуков к мертвой, неземной тишине раннего африканского утра в горах был совершенно неожиданным. Шок, который при этом испытал Альдо Белли, заставил его замереть на месте. Он лишь бессмысленно моргал, как сова, пялясь в глубины ущелья впереди.

Но тут раздался новый звук, высокий и тонкий, как свист крыльев ночной птицы, жалобный и жуткий, похожий на гиканье или улюлюканье. Он то нарастал, то чуть стихал, так что прошло немало времени, прежде чем граф понял, что это звук сотен и сотен человеческих голосов.

Он вздрогнул и даже щелкнул зубами.

– Матерь Божья, Мария милосердная! – прошептал он, по-прежнему неотрывно глядя в глубину ущелья.

Ему показалось, что каменные стены всей своей массой быстро покатились вниз, прямо на них, как гигантская черная лавина, и завывающие боевые крики стали громче, превратившись в дикий оглушающий вопль. Вокруг быстро светлело, и граф понял, что несущаяся на него лавина – это мощный поток человеческих тел.

– Мадонна, молись за нас, грешных, – выдохнул граф, поспешно перекрестившись, и тут услышал голос майора Кастелани, похожий на рев дикого быка, разнесшийся над еще затемненными итальянскими позициями.