Смерть инквизитора

Выстрелы, показалось ему, прозвучали неизмеримо раньше, чем его настигли пули. Падая, он подумал, что делается это из предосторожности и в силу условности. Он рассчитывал подняться, но не смог. Оперся на локоть. Жизнь покидала его — текучая, невесомая, боли как не бывало. К черту морфий, подумал он. Теперь все было ясно: причиной убийства Риети стал их разговор. С какого же момента за ним начали следить?

Локоть больше не выдерживал, и он упал. Перед ним возникло красивое, спокойное лицо синьоры Дзорни, осветившееся лукавством; потом, когда он преодолевал уже порог времени, которому наступил конец, оно плавно перешло в заголовки завтрашних газет: «„Дети восемьдесят девятого года“ наносят новый удар. Убит сотрудник полиции, шедший по их следам». «Все смешалось!» — подумал он. Но мысль эта, вечная и невыразимая, принадлежала уже разуму, в котором растворился его ум.

САМАЯ ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ

Я хотел бы еще раз тщательно

изучить возможности, все еще

остающиеся у правосудия.

Дюрренматт, «Правосудие».

Звонок раздался в субботу, 18 марта, в 9.37 вечера, накануне шумного праздника — дня Святого Иосифа-плотника. Ему посвящались костры из рухляди, пылавшие в кварталах бедноты, — обещание немногим уцелевшим плотникам, что их труд еще понадобится. Как никогда об эту пору учреждения почти опустели, но в полицейском управлении горел свет: вечернее и ночное освещение предписывалось негласно, дабы создать у горожан впечатление, что полиция заботится об их безопасности. Дежурный записал время звонка и фамилию звонившего. Звали его Джорджио Роччелла. Говорил он голосом человека образованного, уравновешенного, уверенного в себе. «Как все безумцы», — мелькнуло у дежурного. Синьор Роччелла просил позвать к телефону начальника полиции, что в такой вечер и в такое время было чистым безумием. Дежурный попытался ответить в том же тоне, однако подражание вышло у него карикатурным, безразличным — последнее следовало отнести на счет частого отсутствия начальства: «Не бывает начальника полиции в такое время». И, наслаждаясь унижением комиссара, как раз в эту минуту покидающего управление, добавил: «Соединяю вас с комиссаром».

Комиссар действительно надевал пальто. Трубку поднял бригадир, чей стол стоял под углом к столу комиссара. Он выслушал, поискал на столе карандаш и клочок бумаги; записывая, отвечал, что да, выезжаем немедленно, однако сделать это будет сложно; так, поставив под сомнение саму возможность выезда, он устранил сомнения по поводу его срочности.

— Кто это? — спросил комиссар.

— Какой-то тип, говорит, нужно срочно нам кое-что показать, нашел у себя дома.

— Труп? — пошутил комиссар.

— Нет, он сказал именно так: «кое-что».

— Кое-что… А как этого типа зовут?

Бригадир взял листок бумаги с именем и адресом и прочитал: «Джорджио Роччелла, квартал Котуньо, от перекрестка на Монтероссо направо, четыре километра, от нас пятнадцать». Собравшийся было уходить комиссар подошел к столу бригадира, взял листок бумаги и стал разглядывать его, словно там было написано что-то еще, кроме того, что прочитал бригадир.

— Не может быть, — сказал он.

— Чего не может быть? — спросил бригадир.

— Этот Роччелла — то ли дипломат, то ли посол, то ли консул уж не помню где. Здесь не появляется годами, городской дом заперт, загородный — как раз в квартале Котуньо — вот-вот развалится… Он виден с шоссе — высокий такой, похож на крепость.

— Старое поместье, — сказал бригадир. — Я там сто раз проезжал.

— Это ограда старая, а за ней стоит — или, во всяком случае, стоял — очень милый домик. У Роччеллы большая родня; сейчас от нее и осталось что этот консул, или посол, или кто он там… Я думал, его в живых давно нет, столько его не видели…

— Хотите, подъеду посмотрю, — сказал бригадир.

— Не стоит, это самый настоящий розыгрыш. Может, завтра, если только будет время и желание, загляни. А меня, что бы тут ни случилось, не ищите: на Святого Иосифа я в деревне, у друга.

На следующий день бригадир отправился в Котуньо. Он и два сопровождавших его полицейских решили, что едут чуть ли не на прогулку, поскольку из слов комиссара следовало, что дом пуст, а вчерашний звонок — розыгрыш. Ручеек, сбегающий к подножию холма, высох. Осталось лишь сухое каменистое русло, сложенное из белых, как отполированные кости, камней. Однако холм, возвышавшийся над виллой, радовал зеленью. По окончании осмотра все трое, в прошлом — крестьяне и потому крупные специалисты по дикорастущим овощам, намеревались торжественно приступить к сбору спаржи и цикория.