Смерть как непроверенный слух

Угроза попадания в лапы Алие вызывала у нас страх, но какой-то невидимый магнетизм с той же силой притягивал нас к этой опасности. Будто мы и сами готовы были попасть к нему в лапы и закончить как кошка Аида.

В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году зима пришла в Сараево со снегом в полтора метра глубиной. Были каникулы и Паша хвастался всем четверкой по математике. Как ни трудно было в это поверить, но действительно, в дневнике его было написано: Хаджиосманович Фахрудин, математика — четыре. Рассказал он, как удалось ему подловить математика. Тот как-то отправился к Самке, а Паша именно в тот день торчал у дырки в заборе. Когда он увидел, как учитель Кураица заходит во двор, то поначалу не поверил своим глазам, потому что у того были жена и трое детей. Через ограду Паша увидел обычный самкин спектакль. Когда дело было сделано, подождал он Кураицу на выходе:

— Ясно тебе теперь, что у меня по математике четверка?

Кураица утвердительно кивнул головой. Паша шел за ним следом и говорил:

— Если обманешь, у меня еще два совершеннолетних свидетеля есть, пиздец тебе тогда, понял?

— Понимаю, — сказал Кураица.

Эта пашина идея совсем не понравилась Самке.

— Ты, педрила хренов, а ну отцепился от моих мужиков, не то выебу тебе матерь! — визжала она и пыталась ударить его попавшимся ей под руку ржавым обрезком трубы.

Через полгода этот Кураица перестал преподавать математику в школе «Хасан Кикич». Перевели его в школу «Миленко Цвиткович», на соседнем холме.

Невидимую черту между пригородом и городом перешел я ради фильма «Птицы» Альфреда Хичкока. Фильм вовсе не был таким уж страшным. Время от времени в зале слышны были вопросы:

— Ну че, обосрался со страху, брателла?

А с другой стороны звучал ответ:

— Сам ты обосрался бабке своей под окно!

Нарушения общественного порядка в зале кинотеатра «Рабочий» пресечены были директором Бимбо Штрцалькой. Включен был свет и кино остановлено, чтобы работники «Рабочего» могли отработанным манером похватать нарушителей и предать их в руки полиции. Для начала Бимбо брызнул Шилье в лицо спреем от насекомых, а потом его и еще троих «индейцев» вывели вон. Публика свистела, но когда появились милиционеры, все сразу заткнулись. Потом свет погас и публика зааплодировала. Как только фильм запустили опять, с задних рядов кто-то громко пустил ветры. С передних рядов Ибро Зулич высказался по этому поводу:

— Чтоб тебе такая музыка на похоронах сыграла.

То, с чем не справились Бимбо Штрцалька и милиция, сделал фильм. Тишина овладела залом, когда женщина в фильме остановилась перед школой на краю американского города. Она шла и взгляд ее застыл на школьной балюстраде. Увидела она сначала одну, потом нескольких птиц. Птицы поднимались все выше, а когда они стали пикировать на школу, настала полная тишина. Перепуганные ученики выбегали из школы, а птицы гнали их по улице. Пашин средний брат Харо вытащил из ветровки три голубя, бросил их в публику и завопил по-тарзаньи. И пока публика под грохот деревянных сидений с визгом разбегалась по домам, Паша орал:

— Ну че, пидоры, жамкнуло очко-то?

Зима была очень сурова, и мама сказала мне:

— Вот это, сынок, называется холодная зима!

Работники кино заказали для синематеки дополнительную тонну угля. Паша не хотел больше заниматься грязной работой, Ньего стоял на шухере у наперсточников на Марьином дворе. Благодаря той тонне угля, в рекордный срок перекиданной в подвал синематеки, Алия Папучар впервые познал любовь к мировому кино. Смотрел он фильм с Клодетт Колбер и Кларком Гейблом в главных ролях. Фильм назывался «Однажды ночью», и любовь между Клодетт и Кларком согрела ему сердце. Очевидцы рассказывали, что и на его лице появилась улыбка. Грела ему душу любовь, осуществленная вопреки всем препятствиям. Больше всего нравилось ему, когда Кларк Гейбл улыбается и целует Клодетт. Она не отстранялась от него, и он вспомнил, что свою жену Самку он поцеловал всего два раза. Один раз на свадьбе, и второй раз, когда умерла ее мать Сеида. Вышел он из кино и все у него в голове перемешалось. Знал он, что должен теперь отпустить усы. Тонкие и подбритые, от носа ко рту. Больше всего думал он о том, как улыбался Кларк Гейбл.

Смотрели мы на него, как с улыбкой поднимается по обледенелой улице. Паша сказал:

— Прямо павиан, которого угостили орешками в Пионерской долине[11].

В Югославской синематеке он был еще два раза; дали ему за ту добавочную тонну угля билеты. В первый раз он посмотрел Кларка Гейбла с Клодетт, а потом, в другом фильме, увидел как Кларк Гейбл целовал другую актрису. Не смог он смириться с тем, что Кларк Гейбл изменил Клодетт и решил больше в кино не ходить.