Правда оказалась болезненной. У меня руки опустились уже после второго боя. Я на ринг выходила снова и снова только из-за Мирона и Фрола. Они почти круглосуточно поддерживали меня, тренировали. Но несколько месяцев без улучшения результата кого угодно выбьют из равновесия.
Ну так вот, уже три дня я не общаюсь ни с кем. Вообще. Мне запретили. И ребятам запретили. Иначе все вылетим из клуба.
Рисковать этим местом ни себе, ни друзьям я не позволила. Вот и медитирую тут одна, под потолком.
В комнату ухожу, когда все спят, прихожу сюда пока все спят, не ем, энергией меня напитывает магия. И все время думаю, думаю, думаю. О чем? Обо всем подряд. Сначала вспоминала дом, но его я вижу очень нечётко. Размытые линии, выцветшие краски, стертые места. И родителей я почти не помню. Точнее не могу воскресить в памяти их лица.
Фрол просил меня их нарисовать, но ничего не вышло. Я и так талантом не блещу, но без чёткой картинки вообще ничего не вышло.
Меня во всем поддерживает мой красноволосый ангел. Но даже он не в силах вернуть мне родителей.
А тут еще около месяца назад мы поругались.
Мне бы хотелось сказать, что ничего не предвещало беды, но это не так. Уже несколько недель все шло к этой ссоре. Если честно, я удивлена, насколько долго продержался Мирон. Но это все равно не оправдывает его.
Ох, как я злилась на него и на Димитрия.
Второй зачастил ходить ко мне на бои. Можно сказать, что я проигрывала из-за него, но и это не будет правдой. Я сама отвлекалась на молодого человека, сама на тренировках думала не о приемах, а о разговорах с ним. Сама все время думала о словах сына моей прошлой хозяйки.
В день нашей встречи я о нем даже не думала. Мы гуляли с Фролом по прекрасной набережной. Широкая река была спокойна, ее не волновали мелкие проблемы людишек, не ценящих спокойствие и свободу. Я любовалась этой рекой, даже не пытаясь узнать ее название. Вряд ли запомню. А так я просто смотрела и думала, что хочу быть такой же — спокойной, уравновешенной, стойкой. А в тот момент я сама себе больше напоминала мелкий ручеек, реагирующий на любой, даже самый мелкий и незначительный, камешек.
Фрол рассказывал истории из своего детства, как он однажды потерялся и три или четыре дня блудил по улицам города и нашли его совсем случайно, как после этого его никуда не пускали целых два года (только возле клуба иногда с кем-то из тех, кому доверял Сишод). Рассказывал о том, что почти женился несколько дет назад, но невеста сбежала с каким-то богатым стариком.
Фрол в тот вечер говорил много, а я любовалась рекой. Потому что пока мы шли до нее, я думала, что придётся только слушать. Но нет. Мне повезло и зрение восстановилось очень вовремя.
А на следующий день мастер Владлен сказал, что возле главного входа меня ждут.
Все удивились, но промолчали.
У входа меня ждал Димитрий.
— Как ты? — Парень был взволнован настолько, что даже не поздоровался.
— И тебе привет. — Я была не настроена на долгие разговоры, но молодой человек сумел меня удивить.
— Привет, конечно. Просто я волновался. Вчера я тебя не смог дождаться, меня выгнали. Как тебя зовут? Ведь тогда ты назвала не своё имя?
— Маша.
— Маша. Интересное имя. Послушай, все думают, что ты умерла. Как ты выжила?
— Я не хочу сейчас об этом говорить. Ты только за этим здесь?
— Да, то есть нет, конечно нет. Я хотел сказать, что ты мне понравилась. Давно. Еще в доме графа. Но тогда мы оба были слишком малы, чтобы думать о чем-то подобном. А потом ты пропала и я места себе не находил. Очень жалел о том, что ты так и не узнала ничего. Понимаешь? Не понимаешь? — Вообще-то я ничего не понимала, но вставить хоь слово не было возможности, поэтому я только молчала. — Я и сам до конца себя не понимал, пока вчера не увидел тебя на ринге. Я рвал и метал, мне хотелось выскочить и забрать тебя. Но меня не пускали. Я хочу, чтобы ты ушла отсюда. Со мной. Я уже все продумал. Мы поженимся. Будем жить в городе, а графу ничего не скажем; через пару лет и маму заберем от графа. Хватит ей работать на него. У меня уже есть свой дом, я неплохо зарабатываю. Ты же поедешь со мной?
И вот когда наконец поток речи кончился, я смогла выдохнуть. Оказывается я все время его монолога просто стояла и не дышала. Его слова были каким-то молотом, что били по мне, словно я разом стала наковальней.
— У меня тренировка, мне пора. Потом поговорим.
Ну да, я банально сбежала тогда от него. Но, честное слово, я растерялась. Вообще не понимала, чего он собственно хочет? Ни о какой любви и речи не шло. Ни на секунду не поверила в его какую-то окрыляющую симпатию. Да и вообще, у меня Мирон есть, зачем мне этот парень? Ну да, он помогал мне в далёком детстве залечивать раны на спине, но он же меня и унижал, и оскорблял. Он жаловался на меня и требовал выгнать. Я ничего не забыла. И даже мнимая забота не перевешивала всех детских обид.
Вот только зернышко сомнений все же успело засесть глубоко в душе, пробивая себе дорогу к самому моему мозгу.
Я стала думать, думать и передумывать. Может быть вот оно: дом, семья, деньги. Свобода. Или это не свобода?