Смерть консулу! Люцифер

Приехав на место, Эгберт без труда отыскал дом № 3. Это было большое пятиэтажное здание, с множеством квартир, переполненное жильцами. Но как отыскать Дероне? Если он не назвал себя в записке, то, вероятно, у него были на это основательные причины. После некоторого колебания Эгберт вошёл в дом и обратился к привратнику с просьбой указать ему квартиру «Иосифа из Египта».

Привратник с удивлением посмотрел на красивого юношу, одетого в богатый придворный костюм.

— Я не знаю никакого Иосифа, — ответил он. — Вы, вероятно, отыскиваете Пентефрия! На третьем этаже, первая дверь налево.

Эгберт, занятый своими мыслями, не обратил никакого внимания на насмешливый тон привратника. Он понял только, куда он должен идти, и стал подниматься по узкой крутой лестнице. Благодаря этому он почувствовал ещё большую досаду, когда перед ним отворилась дверь и он очутился лицом к лицу с хорошенькой Зефириной. Первой мыслью Эгберта было обратиться в бегство. Он не принадлежал к числу поклонников Зефирины, которая окончательно оттолкнула его своим двусмысленным обращением с ним. Встречаясь чуть ли не ежедневно с Эгбертом у постели больной Атенаис, Зефирина так явно выказывала ему своё расположение взглядами и намёками, что он не раз терял терпение и с трудом удерживался, чтобы не сказать ей какой-нибудь грубости. Во избежание этого он разыгрывал роль недоступного и непонимающего, а теперь помимо своей воли очутился в её квартире. «Что может подумать Зефирина об этом визите? — спрашивал себя Эгберт. — Предупредил ли её Дероне, что ему пришла фантазия назначить мне свидание в её квартире, чтобы перехитрить своих врагов?»

Всё это ещё более усиливало смущение Эгберта.

— Извините меня! — пробормотал он, краснея. — Я, кажется, явился к вам слишком рано.

— Напротив, я давно встала с постели и настолько прилично одета, что могу принять вас, господин философ, — сказала со смехом Зефирина, показывая ряд жемчужных зубов. — Вы, может быть, не согласны с этим? Да удостойте же меня взглядом.

Эгберт нехотя посмотрел на привлекательное, шаловливое существо с хитрыми глазками, в белом утреннем платье из тонкой шерстяной материи с розовыми шёлковыми разводами.

— Вы обворожительны, мадемуазель! — сказал Эгберт. «Дероне, должно быть, предупредил её, — мысленно утешал он себя. — Вероятно, мне недолго придётся оставаться с нею наедине».

Зефирина усадила его рядом с собою на маленьком диване.

— Вы из Тюильри? От императора?

— Да, мадемуазель. Меня пригласили туда самым неожиданным образом.

— Надеюсь, он был милостив с вами. Говорят, он любит австрийцев и особенно австрийских женщин.

— Это было бы очень странно в настоящее время, когда он думает объявить нам войну.

— Сперва у него были в большой милости польки. Он ненастоящий француз, а потому ему нравится всё иностранное.

— Я не заметил этого и не знаю также, откуда вывели вы заключение, что он любит австрийцев?

— Доказательством этого может служить одна ваша знакомая. Её называют у нас «1а belle Allemande», или она француженка?

— Молодая маркиза Гондревилль?

— Да. Это первая победа Наполеона над Австрией...

— Мадемуазель! — прервал её Эгберт, который чувствовал себя как на горячих угольях.

Зефирина засмеялась своим звонким нахальным смехом.

— Вы краснеете, как робкий пастушок. Но ведь у нас за кулисами знают всё, что делается в Тюильри. Говорят, эта красавица совсем очаровала Наполеона. Амур, оказывается, сильнее его. Разумеется, она уже не вернётся в вашу скучную Германию; родители её могут распроститься с нею навеки. Атенаис от души хохотала, когда я рассказала ей эту историю. Она знает её родных и называет их гордыми аристократами. Один из них, я забыла фамилию, вероломно бросил Атенаис, а эта...

Эгберт соскочил со своего места.

— Ах, не убивайте меня! — воскликнула Зефирина театральным тоном. — Вы не жених ли молодой маркизы?

— Я — и маркиза Гондревилль! Вот был бы подходящий брак! Разве вы не знаете, что у нас в Австрии бюргер не может жениться на аристократке?

Эгберт не хотел верить и не верил ни одному слову Зефирины, но он чувствовал себя глубоко оскорблённым, что имя его идеала оскверняется устами такого ничтожного существа. Ему хотелось скорее вырваться из этой комнаты, где сам воздух казался ему тяжёлым и сдавливал ему грудь. «Ах, если бы Дероне скорее пришёл! — думал он с нетерпением. — Что могло задержать его таким образом?»

— Вот ужасная страна! — воскликнула Зефирина, всплеснув руками. — Значит, у вас в Австрии я не могла бы выйти замуж за графа или сенатора! Ведь это варварство. И вы ещё хотите вернуться туда! Может быть, вас испугала какая-нибудь вспышка Наполеона? Но в моих глазах вы нисколько не потеряли от того, что лишились его милости, напротив...

— Вы слишком добры ко мне, мадемуазель.

— Но вы вовсе не заслуживаете этого и очень дурно обращаетесь со мной. Вместо того, чтобы глядеть на меня, вы постоянно посматриваете на дверь. Противная дверь. Кто смеет войти сюда? Или вы хотите обратиться в бегство? Ну так я заранее приму меры предосторожности.