Прежде чем он успел удержать её, она подбежала к двери, заперла её и вынула ключ из замка.
— Прекрасный Адонис! — воскликнула она. — Ты пленник!
— Это уж слишком! Я желал бы знать: шутка ли это с вашей стороны, или вы говорите серьёзно?
— Господин философ, я хочу вам дать хороший совет. Вы попали в скверную историю.
— Что это за история? — спросил Эгберт, взяв её за обе руки в надежде овладеть ключом, который она держала в правой.
— Этот Беньямин Бурдон опасный заговорщик. Я всегда боялась его и ни за что не пригласила бы его лечить себя. Теперь с ним случилось большое несчастье. Но он сам виноват. Какое ему было дело до государства! Лучше бы хлопотал со своими больными.
— Он в тюрьме. Имеете ли вы о нём известия? Вероятно, его вышлют отсюда.
— Ну, у нас не любят шутить с заговорщиками, — сказала Зефирина, нахмурив брови. — Он поплатится за это головой.
У Эгберта замерло сердце.
— Неужели император решится на такую жестокость! Невозможно!
— Что делать! Sauve qui peut. Вы первый должны сделать это. Вы были неразлучны с этим Бурдоном и знали о заговоре. Цель его всем известна. — Она сделала движение примадонны, которая закалывает кого-то кинжалом. — Доказательство вашего участия в заговоре налицо: вы постоянно носите с собой опал с орлом.
Эгберт был вне себя от удивления. Как могла она знать о существовании опала? Неужели Дероне имел неосторожность рассказать ей историю убийства?
— Вы не можете отрицать этого, — продолжала Зефирина, — этот камень служит знаком для заговорщиков, по которому они узнают друг друга. Если при аресте его найдут у вас...
— Им не за что арестовать меня.
— Вас могут задержать в минуту отъезда и произвести обыск под каким-нибудь предлогом...
— Этот камень не имеет никакого значения. Это простая безделушка.
— Если так, то подарите мне его на память. У меня он будет в безопасности, а вам это может стоить жизни.
У Эгберта вкрались подозрения, что Цамбелли подкупил её, чтобы завладеть камнем, который может служить уликой против него.
— Жизни! — повторил Эгберт. — Ну, это моё дело. Я не ожидал от вас, что вы способны на гнусную измену! Вы, кажется, не подозреваете, какому человеку вы служите!
— Я хочу спасти вас, а вы меня обвиняете! Из-за вас я подвергаю и себя, и своих друзей величайшей опасности, а в благодарность вы называете меня изменницей! Как эти мужчины не понимают женского сердца!
В тоне её голоса слышалась правда. Шевалье мог воспользоваться её привязанностью к Эгберту и, быть может, уверил её, что она должна выманить камень у любимого человека для его спасения.
— Простите, если я огорчил вас, — сказал Эгберт. — Но объясните мне, от кого вы получили все эти сведения.
— Вам до этого нет никакого дела. Послушайтесь моего совета, отдайте мне камень.
— Я не могу и не должен исполнить вашу просьбу. Назовите мне его имя...
В соседней комнате послышался шум.
— Измена! — воскликнула с рыданием Зефирина, ломая руки. Но краска, выступившая на её лице, ещё более усилила подозрения Эгберта. Он был уверен, что попал в ловушку.
Зефирина бросилась к двери.
— Вы не уйдёте отсюда, — сказал решительно Эгберт, удержав её за руку. — Я заставлю вас признаться мне во всём.
— Неблагодарный! Вот награда за мою любовь, за то, что я хотела спасти вас от ваших врагов.
В этот момент послышались три удара в дверь.
— Отворите именем закона!
Зефирина бросила на Эгберта взгляд, в котором выразилась вся её любовь к нему, вместе с заботой об его участи и торжеством оскорблённой невинности.
— Теперь ты узнаешь, — воскликнула она, — что я тебе говорила правду.
— Откройте дверь, — сказал с нетерпением Эгберт, который хотел во что бы то ни стало выйти из своего трагикомического положения.
Зефирина отворила дверь.
— Моё почтение! — сказал со смехом Дероне, входя в комнату.
Зефирина тотчас узнала его, потому что полицейский чиновник часто прохаживался по залам Пале-Рояля, у Фраскати и в новомодном «Турецком саду».
— Вот странный способ являться к дамам! — сказала Зефирина с недовольной миной. — Разве я государственная преступница!
— Пока нет, моё сокровище! Но можешь легко навлечь на себя подозрение, если будешь так горланить. Каждое слово, которое ты говорила с этим господином, было слышно в коридоре. А дом этот так построен, что и стены имеют уши. Дай-ка взглянуть...
Зефирина схватила его за руку с видом добродетельного негодования, потому что он направился к её спальне.
Дероне оттолкнул её и, войдя в комнату, тщательно осмотрел её. Но здесь никого не было.
— Тут был кто-то! — пробормотал он сквозь зубы, возвращаясь в первую комнату. — Теперь, сударыня, позвольте вас спросить, — сказал он, обращаясь к Зефирине, — какую это вы оперу разыграли здесь? Не собственного ли сочинения?
Зефирина смутилась, но не решилась солгать, зная, что Эгберт может выдать её.