Это чистое, невинное небо убедило его, что нет никакой опасности, и, несомненно, в момент, когда я уехал, он послал к Этельреду гонца, сообщая, что я поддался безосновательной панике.
И, возможно, я поддался панике. Единственным свидетельством войны была резня в Туркандине да воинское чутье.
Война уже пришла, она слишком долго скрывалась, и я был убежден, что набег, во время которого погиб Лудда, был первой искрой большого пожара.
Мы поехали на север, следуя римской дорогой, ведущей через долину реки Сэферн. Я горевал о Лудде и его удивительном знании дорог Британии.
Нам приходилось спрашивать дорогу, и большинство вопрошаемых могли указать путь только до следующей деревни или города.
Шроббесбурх лежал к западу от того пути, который, как казалось, быстрее всего приведет на север, и поэтому я не пошел туда. Вместо этого мы провели ночь в окружении возвышающихся римских руин в местечке под названием Рочекестр — деревне, меня крайне удивившей.
Когда-то это был огромный римский город, почти такой же большой, как Лунден, но теперь это были руины призраков, разрушенных стен, разломанных тротуаров, упавших колонн и расколотого мрамора. Там жило мало людей, их плетни и соломенные хижины лепились к римскому камню, а овцы и козы паслись среди остатков былой славы.
Тощий священник был единственным, кто что-то понимал и молча кивнул, когда я сказал ему о своих опасениях, что придут датчане.
— Куда ты отправишься, если они придут? — спросил я.
— В Шроббесбурх, господин.
— Тогда туда и иди, — приказал я, — и вели остальным деревенским уходить. Там есть гарнизон?
— Только те, кто там живет, господин. Там нет лорда — последнего убили валлийцы.
— А если мне отсюда нужно в Честер, какой дорогой ехать?
— Не знаю, господин.
Такие места, как Рочекестр, наполняли меня отчаянием. Я люблю строить, но глядя на постройки римлян, понимал, что мы не можем построить и вполовину так же красиво.
Мы строим прочные дома из дуба, делаем каменные стены, привозим из Франкии каменщиков, возводящих церкви или пиршественные залы с грубыми колоннами из кое-как обработанного камня, но римляне строили как боги.
По всей Британии все еще стояли их дома, мосты, залы, храмы, а ведь их построили сотни лет назад.
Их крыши провалились, штукатурка осыпалась, но они все еще стоят, и я удивляюсь, как люди, которые были в состоянии построить такие чудеса, могли потерпеть поражение.
Христиане говорят, что мы непреклонно движемся к лучшим временам, к царству их бога на земле, мои же боги обещали только хаос конца света, и человеку нужно было только осмотреться вокруг, чтобы увидеть, что все рушится и разлагается — доказательство того, что грядет хаос.
Мы не поднимались по лестнице Иакова к какому-то небесному совершенству, но камнем падали в Рагнарок.
Следующий день принес тяжелые тучи, накрывшие землю тенью, когда мы поднялись на небольшие холмы и оставили долину Сэферна позади.
Если там и был дым, мы не увидели ничего, кроме тонких завитков от очагов в маленьких деревнях.
К западу от нас исчезали в облаках холмы Уэллса. Если бы датчане атаковали, думал я, мы бы наверняка об этом уже услышали.
Мы бы встретили гонцов, едущих с места побоища, или беженцев, спасающихся от захватчиков. А мы проезжали через мирные деревни, мимо полей, где первые крестьяне уже взмахивали серпами, собирая урожай, и мы постоянно следовали по римской дороге, с ее межевыми камнями, отмечающими расстояние.
К северу шел склон в сторону реки Ди. Через некоторое время начался дождь, и в тот вечер мы нашли укрытие в доме у дороги.
Дом был бедным, его дубовые стены были подпалены огнем, которому, очевидно, не удалось сжечь это место дотла.
— Они пытались, — сказала нам хозяйка — вдова, чей муж был убит воинами Хэстена, — но Господь послал дождь, и им это не удалось. Правда, меня он не защитил от беды.
Датчане, по ее словам, всегда были недалеко.
— А если не датчане, то валлийцы, — произнесла она горько.
— Тогда зачем оставаться здесь? — спросил ее Финан.
— А куда мне идти? Я прожила здесь больше сорока лет, где мне начинать все заново? Ты купишь у меня эту землю?
Капли дождя проникали через солому крыши всю ночь, но заря принесла ледяной ветер, который разогнал облака.
Мы были голодны, потому что вдова не могла поделиться едой со всеми моими людьми, разве что ей бы пришлось прирезать кукарекающего петуха и свиней, которых отвели к ближайшему буковому лесу, когда мы снова оседлали своих лошадей.
Осви, мой слуга, затягивал подпругу у моего жеребца, пока я побрел к канаве у северной стороны дома. Я глядел перед собой пока мочился.
Облака были низкими и темными, но не было ли там более темного пятна?
— Финан, позвал я, — это дым?
— Бог знает, господин. Будем надеяться.
Я засмеялся.
— Будем надеяться?
— Если мир продлится еще немного, я сойду с ума.
— Если он продлится до осени, мы отправимся в Ирландию, — обещал я ему, — и я снесу головы кое-каким твоим врагам.
— Не в Беббанбург? — спросил он.
— Для этого мне нужно по меньшей мере на тысячу воинов больше, а чтобы получить тысячу воинов, мне нужна прибыль от войны.