Смерть Кощея Бессмертного

Готы стали хозяевами устья Данувия[13] (там поселились визиготы), в Трансильвании обосновались гепиды. Восточнее, между Танаисом и Тирасом[14], воцарились остготы.

Аз — царь, Великий Германарих, покорил племена обитавшие в Восточной Европе: земли мордвы, мери, верховья Ра[15], почти все Поднепровье, Крым и окрест лежащие степи; победил многочисленные племена венетов, герулов, эстов.

Он разбил ставку в Таврии, на берегах Киммерийского моря, подняв и заново отстроив стены древнего Киммериона, потому что считал — готы вернулись на родину предков, в Готфию. Они кочевали где-то в этих местах угрожая Боспорскому царству, а потом, вместе с царем Митридатом Евпатором воевали против римского владычества. И теперь уже не имело значения, где стоял легендарный Азгард.

На вершине холма стоял высокий, круглый двухъярусный храм-дворец. Его стены поддерживали ясный, синий свод Таврического неба. У храма-дворца не было купола. В центре единственной круглой залы, на возвышении, стоял золотой трон, вывезенный из разоренного Эфеса. На троне гордо восседал высокий широкоплечий мужчина. Он был облачен в белую латиклаву[16]. На гордо откинутой к спинке трона голове сиял широкий золотой обруч. Длинные светлые волосы, украшенные седыми прядями, лежали на плечах заплетенными косами. Длинные седые усы едва ли не касались груди, короткая борода обрамляла щеки и подбородок. Серые глаза хмурясь, задумчиво смотрят вперед. Орлиный нос хищно навис над усами и бородой. Тонкие, бледные губы плотно сжаты. Одна рука лежит на подлокотнике, вторая держит золотой кубок, наполненный пурпурным кипрским вином. Вся поза и вино — намек на Одина. В Валгалле боги пьют вино, а герои — медовое молоко козы Хейдрун, которая щиплет листья ясеня Иггдрасиль.

Это и есть король готов — Великий Германарих. Его взгляд устремлен через широкий арочный портал на бирюзовое море. Теплое, спокойное. Голубые волны лениво накатывают на песчаный пляж, лижут белые выступы каменных блоков. Алане считают, что большая часть Киммериона скрыта в морской пучине и зыбучих песках.

Германарих улыбнулся: «Киммериона нет, есть восстановленный Азгард — столица моей великой империи, с которой ищет дружбу ленивый и спесивый Рим, перед которой трепещут греческие полисы».

Белые камни древних зодчих пошли на строительство двухъярусного храма, сооруженного на холме и на постройки у подножия холма: небольшой дворец, окруженный садом, казармы, конюшни, склады и винохранилища.

В городе ремесленники и крестьяне не жили: все, что было необходимо — отнималось и доставлялось в ставку. Основная масса готов семьями селилась основывая вайхсы[17] вдоль побрежья Киммерийского моря, основывали хутора среди бескрайних степных просторов, богатых плодородной землей, мелкими реками и озерами.

Ноздри Германариха затрепетали — морской запах сменился ароматом разнотравья: полыни, чабреца, мятлика и тонконога, к которому примешивался терпкий ковыльный запах. Иногда, по приказу Германариха, трон разворачивали в противоположную сторону, тогда он смотрел на другое море — ковыльное, несущее к холму зелено-серебристые волны, разбивающиеся о белые стены гарнизона.

Никто не знал, о чем думает король, свирепый и беспощадный к врагам, какие новые походы разрабатывает. Германарих глядя на ковыльное и киммерийское море, на синий лоскут неба, опрокинутый над окоемом[18] надменно и гордо думал о том, что храм, выстроенный в честь предков и богов и есть центр мироздания — Азгард. Значит право обладать мировой короной принадлежит готам.

Готы поднимали фрамеи и отплывали на длинных остроносых скедиях и набойнах[19] грабить колонии греков и римлян. Их конница неслась по степи на восток и север, к владениям антов, венетов и славян — племена многочисленные, но не воинственные — чтобы обратно привезти: рабов — молодых женщин, детей, медовые борти, меха, бочки с пивом, деготь для тяжелых степных телег, железо для кузниц.

Часто, на вершине холма, по вечерам устраивались пиры. В специально принесенных жаровнях металось пламя, словно красный неукротимый зверь, освещая столы и пирующих. Центральный стол Германариха, чувствующего себя живым воплощением Одина, стоял на возвышении, перед троном, рядом сидели его ближайшие сподвижники. В зале столы заняты именитыми воинами, нарочитой чадью, седыми ветеранами.

Языки пламени высоко взметались, высвечивая белые колонны второго яруса и темные ниши, в которых застыли статуи богов, вылепленных из глины, обряженных в роскошные одежды и взирающие на пирующих, с шестиметровой высоты. Искры уносились ввысь, к звездному, бессмертному хороводу. В правом углу, где большой камин, над жаром углей повешен целый олень. Двое рабов тяжелым воротом медленно поворачивают тушу. Нерубленная дичь жар любит, огонь сжигает и выпускает из мяса сок. А так, мясо румянится, кроется хрустящей корочкой, пропекается до самых костей. Аз любит свежую дичь и попробуй ему не угодить — рабов тут же уведут садить на копья.