Читаем Смерть Кощея Бессмертного полностью

У ног Германариха обычно сидели старая вельва и сплетатель песен — скальд Икмор. Он никогда не расставался с музыкальным инструментом похожим на лютню или ручную, четырехструнную арфу.

Когда Аз поднимает руку, шум бражников стихает. Склонив головы, готы прислушиваются к сладкозвучным струнам и громкой речитативной дайне[20] Икмора:

   В войско кинул Один копье,   Это свершилось тогда же,   В дни первой в мире войны —   Рухнули стен крепости асов,   Ваны в битве врагов побеждали![21]

Германарих вскинул голову к звездному небу и думал: «Что Один? Отец ратей железных, светлый ас, но разве есть сейчас кто-нибудь живущий на земле, кто может быть равновеликим мне?»

Вельва рассыпала перед троном мелкие гадальные кости и отгадывая мысли Германариха говорила: «Славное время наступило для Свитьоф и Эрманариха».

Взгляд Германариха переместился на нишу, расположенную над порталом. Там стояла раскрашенная статуя Одина — Одноглазый Всеотец, потому что отдал глаз великану Мимиру за знание будущего, отведав из источника мудрости. Чтобы познать руны, Один сам себя принес в жертву. Пронзенный собственным копьем, он девять дней провисел на ясене Иггдрасиль. Отец Павших — ведь ему принадлежит чертог Валгалла и живут в нем эйнхерии — павшие в бою храбрые воины. В руках ас держал кубок-рог обвитый виноградной лозой и посох.

«Проводник и пастырь» — как и я, ведающий, что ждет наше племя — честь и слава. Германарих пригубил вино. «Главная задача любого правителя, это обезопасить свой народ. Безопасность народа — гибель врагов. Все иноплеменные, что окружают мое племя — враги. Если не губить, то использовать чужаков в войнах друг против друга».

Сквозь речитатив дайны скальда, Германарих услышал, как проскакал конь и кто-то спешился у подножия холма. Несколько неразборчивых фраз прозвучали у портала, где прятались телохранители. В зал вбежал Френлаф. Алые отсветы пламени заиграли на потном лице сотника. Он сдержано поклонился и замер, не поднимая головы, подчеркивая этим дурные вести.

Икмор прекратил петь. Пирующие смолкли, в ожидании вести. Германарих грозно нахмурился — неделю назад, он послал сотню Френлафа в земли антов, для сбора дани.

— Говори! — приказал Германарих.

Френлаф опустился на колено, развернул на полу убрус. На бело-красном платке блеснул длинный широкий клинок с прямой рукоятью украшенной «яблоком» — сразу видна работа антов.

— Подойди!

Сотник неохотно поднялся с колен, взяв в руки меч антов. Приблизившись к трону, меч протянул рукоятью азу. Избегая смотреть Германариху в глаза, сказал:

— Это меч росского архонта Буса. Он велел передать, о великий, что анты и русы отныне дань не выплачивают.

— Да? Что еще он сказал? — Германарих принял меч, провел ногтем по краю лезвия.

— У росов много мечей, чтобы навсегда отвадить тех, кому недостаточно слова.

— Снова взбунтовались! — Германарих вскочил с кресла. Не глядя, сунул кому-то в руки кубок с вином.

— У них много таких мечей? — Германарих потряс мечом и строго спросил: — Френлаф, где твои люди?

— Анты нас отпустили с миром, — сотник потупился.

— Отпустили? Вы что, псы трусливые? — Меч со свистом разрезал воздух. Голова Френлафа открыв рот, с вытаращенными глазами, покатилась к порталу. Обезглавленное тело некоторое время стояло, выплевывая кровавый фонтан. Кровь залила грудь готского вождя. Он брезгливо подтолкнул обезглавленное тело, вскинул над головой меч антов. Безумно улыбаясь, темными глазами обвел притихший зал, отшатнувшихся в испуге охранников.

— Видите, — Германарих разрубил мечом воздух. — Этот пес неправильно понял и передал слова анта, — он наступил на обезглавленное тело сотника. — Росы отдали меч для того, чтобы показать свою покорность готам. Хорошие воины оружие не отдают. — Король готов протянул руку, указывая на Винитара.

Молодой мужчина был из визиготов. Более года назад он приехал из Дакии и служил у Германариха начальником стражи. Гот всегда ходил в трофейных доспехах римского центуриона, в шлеме украшенным пушистым конским хвостом. Безумно отважный, как берсерк, с преданными собачьими глазами, визигот считался любимцем Германариха.

— Винитар. Возьми воинов и накажи бунтующих рабов.

— Готов к исполнению, повелитель. — Визигот наклонил голову, взмахнул конским хвостом.

— Возьми с собой росомонов Тарма, они воевали с антами и знают короткие лесные дороги. — Германарих перевел взгляд на скальда Икмора, тот покорно держал в руке его винный кубок.

— Выпей, скальд, не держи вино, во славу Одина и героя Френлафа, который вот-вот войдет в его чертоги.

Скальд поклонился и сделал несколько судорожных, торопливых глотков. Германарих снисходительно усмехнулся.

— Я хочу, чтобы ты отправился в страну алан. До нас дошли слухи, что на краю их земель объявилось воинственное племя хуннов. Ты должен узнать о них все. Возможно, что в будущем они станут нашими противниками.

— Слушаюсь, повелитель. — Икмор посмотрел вглубь кубка, словно надеялся прочитать свою судьбу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза