Читаем Смерть Кощея Бессмертного полностью

— А у росов есть целая роща, — хмыкнул Стемид. — В глазах рябит, когда ветер подует, столько цветных лент и раскрашенных убрусов висит на ветвях. Там капище Перумово — в центре поляны растет огромный вековой дуб с дуплом, а наверху его кроны — гнездовище буслов, — поймав скептический взгляд Винитара, он добавил:

— У этой рощи они устраивают ежегодные торжища, с окрестными племенами. После окончания торгов совершают празднества ночные, прыганье через кострище.

— Каким оружием огни воюют?

— Вооруженье росов — копья невеликие, луки и стрелы, которые могут быть отравленными, легкие, круглые деревянные щиты, обшитые волчьими шкурами.

— Почему не медвежьими? Разве в этих лесах мало медведей? — спросил Тарм.

— Здесь и тура можно встретить, а медведя они уважают, как и мы, анты, дедушкой бером называют. Рядом с кланом Бусла проживает клан медведя — их друзья. Я ростом не вышел, а они, как анты: высокие, крепкие и выносливые, только волосы белее и золотистее.

— Все вы одного корня, — усмехнулся Винитар.

Поход его тяготил, росы не появлялись, предпочитая до времени скрываться в лесах, а сумрак чащи и великие тучи гнуса одолевали людей и лошадей.

Опытные воины начинали терять боевую готовность. Разъездные отряды постоянно менялись, в любой момент из чащи могла вылететь отравленная стрела и раздаться боевой клич росов. И ничего не происходило. Может он их вообще не найдет в этих дебрей. Нет ничего проще — скрыться и остаться безнаказанными.

Драть опустилась почти к реке-роси. Перед рекой, сторожами топорщились стрелы камышей. Вверх по склону, поднимался густой непролазный ежевичник, переходя выше в тесно сомкнутые кусты орешника, который разрывали молодые дубки, осокори и березы. По лога, невидимо и неслышно двигались сотни росомонов. Противоположный берег погрузили в тень, полощущие в воде листья, серебристые ветлы.

Винитар остановил коня, оглянулся:

— Скажи, ант, почему росы называют Германариха Кощеем?

— Кощ, по-нашему, раб, — пояснил Стемид, — а Кощей — владелец рабов.

— У готов нет рабов.

— Германарих ими торгует с басилевсом Миклагарда[39], и разве ты равен перед великим архонтом готов?

Винитар погладил рукоять меча:

— Уж не хочешь ли ты сказать, ант, что я его раб?

Стемид, ухмыляясь, выдержал взгляд визигота.

— Тебе видней, — пробормотал он, кладя руку на костную рукоять охотничьего ножа.

— Аист! — Воскликнул едущий впереди гот, хватаясь за лук и стрелы.

— Тотемный знак Буса, — процедил Винитар, следя за полетом большой красивой птицы, летящей вдоль речной излучины.

— Бусел, — сказал ант.

Гот поднял лук, целясь в птицу. Но выстрел не получился: рука сорвалась, тетива тонко звякнула о рукавицу и стрела улетела в темень ивовых кустов. Над рекой пронесся длинный переливчатый свист. Стрелявший гот, хрипя, сползал с лошади, схватившись рукой за горло, из которого торчало оперение стрелы. Вторая рука, выронив лук, судорожно цеплялась за конскую гриву. Громко застонав, он упал и покатился по склону к реке.

Из камышовых зарослей поднимались словно призраки, или водяные духи, облепленные тиной люди. Длинная шеренга росов встала напротив растянувшегося конного отряда готов.

Свист оборвался. Раздалось тонкое пение спущенной тетивы и глухие удары стрел нашедших свои цели.

— Засада! — закричал Винитар, разворачивая коня реке, в один миг, вскидывая висящий ранее на спине щит и чувствуя в него сильный тычок. Он обнажил меч.

Стоящие по пояс в воде росы наклонились, выдергивая с илистого дна новую стрелу, натянули смертоносные луки.

— Вперед! — закричал Винитар, прикрываясь щитом, в который вонзилась еще одна стрела.

Кони, вспенивая и взбаламучивая воду, вступили в реку, понеслись, круша грудью камыши на росов. Многие готы с криками, падали пронзенные стрелами.

Росы отказались от прямого боя и по невидимому сигналу опустились в воду и исчезли, словно в правду были не людьми, а водяными духами. Конница влетела в то место, где недавно была засада. Кони жалобно закричали, напарываясь брюхом на скрытый в воде частокол из заостренных кольев. Всадники вопя, беспорядочно сыпались в воду.

Над рекой разносились яростные крики и брань готов. Вода вспенилась от уходящих в глубь дротиков и стрел. Тщетно. Росы, как растворились, волны никого не вынесли. С противоположного берега донесся насмешливый, длинный и переливчатый свист. Винитару даже показалось, что он заметил среди тени ивовых прутьев голый мужской торс.

Скрипя от ярости зубами, гот взмахнул рукой, отдавая приказ возвращаться на берег. Готы с проклятьями выбирались, многие без коней. Раненных животных, чтобы не мучить, пришлось резать в воде. Волны реки окрасились в темно-бурый цвет. Над водой остро запахло кровью. Воины в ярости обращались к противоположному берегу, кричали проклятия, махали оружием. Все были уверены, что отряд росов затаился в зарослях ивняка и смеясь, наблюдает за ними.

Винитар сжимая меч, устремился к Стемиду.

— Дважды предатель, ты знал о засаде?! — Визигот спрыгнул коня и кинулся к анту, скрывающемуся за кустом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза